«В зал входит джентльмен с жезлом в руке, и вместе с нимдругой, несущий скатерть, которую, после того как они трижды благоговейнопреклонили колени, он постилает на стол; затем они оба снова преклоняют колении удаляются. Тогда приходят двое других — один опять-таки с жезлом, другой с огромнойсолонкой, тарелкой и хлебом. Подобно первым, преклонив колени, они ставятпринесенное ими на стол и удаляются с теми же церемониями. Наконец приходятдвое придворных, оба в великолепных одеждах, у одного из них в руках столовыйнож; простершись трижды на ковре изящнейшим образом, они приближаются к столу иначинают тереть его хлебом и солью, причем они делают это с таким страхом итрепетом, как если бы за этим столом уже восседал король».
Так заканчиваются торжественные приготовления к пиршеству.Но вот мы слышим в гулких коридорах звуки рога и далекий невнятный крик:«Дорогу королю! Дорогу его светлому величеству!» Эти звуки повторяются снова иснова, все ближе; наконец у самых наших ушей раздаются и эти возгласы и этавоенная музыка. Еще минута, и в дверях возникает великолепное зрелище: мернойпоступью входит сверкающая пышная процессия. Пусть дальше опять говоритлетописец:
«Впереди идут джентльмены, бароны, графы и рыцари, кавалерыордена Подвязки. Все роскошно одеты, у всех обнаженные головы; далее шествуетканцлер между двумя лордами: один несет королевский скипетр, а другой —государственный меч острием кверху, в красных ножнах с вытисненными на нихзолотыми лилиями. Далее идет сам король. При его появлении двенадцать труб имножество барабанов исполняют приветственный туш, а на хорах все встают икричат: „Боже, храни короля!“ Вслед за королем идут вельможи, приставленные кего особе, а по правую и по левую руку его почетная стража из пятидесяти дворянс золочеными бердышами в руках».
Все это было красиво и очень приятно. Сердце Тома сильнобилось и в глазах светился веселый огонь. Все его движения были изящны. Этоизящество достигалось именно тем, что Том не делал ни малейших усилий, чтобыдостигнуть его, так как он был весь поглощен и очарован радостным зрелищем имажорными звуками. Да и трудно ли быть изящным в красивом и ловко сшитомнаряде, после того как ты уже успел привыкнуть к нему, — особенно в те минуты,когда этого наряда даже и не замечаешь. Помня данные ему наставления, он отвечална общие приветствия легким наклонением головы и милостивыми, благосклоннымисловами:
— Благодарю тебя, мой добрый народ!
Он сел за стол, не снимая шляпы и нимало не смущаясь этойвольностью, так как обедать в шляпе был единственный царственный обычай, равноприсущий и королям и Кенти. Свита короля разделилась на несколько живописныхгрупп и осталась с непокрытыми головами.
Затем под звуки веселой музыки вошли королевскиетелохранители — «самые высокие и сильные люди во всей Англии, специально отобранныепо этому признаку». Но опять-таки предоставим слово летописцу:
«Вошли гвардейцы-телохранители с непокрытыми головами, валой одежде с золотыми розами на спине; они уходили и входили опять, всякий разпринося новые кушанья на золотых и серебряных блюдах. Эти блюда принимал некийджентльмен в том самом порядке, как их приносили, и ставил их на стол, междутем как лорд, предназначенный для отведывания блюд, давал каждому изтелохранителей попробовать то кушанье, которое он только что принес, дабы удостовериться,что оно не отравлено».
Том отлично пообедал, хотя и сознавал, что сотни глазвпиваются в каждый кусок, который он сует себе в рот, и с таким интересомглядят, как он разжевывает этот кусок, будто перед ним не еда, а взрывчатоевещество, угрожающее разнести его на мелкие части и разбросать по всему залу.Он старался быть очень медлительным в каждом движении и вдобавок не делатьничего самому, а ждать, пока специально предназначенный для этой целипридворный не опустится перед ним на колено и не сделает за него то, чтонадобно. В течение всего обеда Том ни разу не попал впросак — блистательныйуспех, без малейших изъянов.
Когда обед кончился и Том удалился в окружении пышной свитыпод радостный стук барабанов, веселые звуки фанфар и громогласные приветствиятолпы, он почувствовал, что, хотя обедать публично не такое уж легкое дело, всеже он готов претерпевать эту пытку по нескольку раз в день, если такою ценою онможет избавиться от других, более неприятных и тяжких обязанностей своегокоролевского звания.
Глава 17
Король Фу-Фу первый
Майлс Гендон торопливо прошел весь мост до саутворкскогоберега, зорко всматриваясь в каждого прохожего, в надежде настигнуть тех, когоискал. Но надежда его не сбылась. Расспрашивая встречных, он проследил часть ихпути в Саутворке, но там следы обрывались, и он совершенно не знал, что емуделать дальше. И все же до самого вечера он продолжал свои поиски. Ночь засталаего усталым, голодным, а от цели он был так же далеко, как и раньше. Онпоужинал в харчевне Табард и лег спать, решив на другой день встать пораньше иобшарить весь город. Однако он долго не мог уснуть и рассуждал сам с собойтаким, примерно, образом:
«Предположим, мальчику удастся убежать от негодяя, выдающегосебя за его отца. Вернется ли он в Лондон, в свое старое жилье? Нет! Потому чтоон будет бояться, как бы его опять не поймали. Что же он сделает? В целом миреу него есть один единственный друг и защитник — Майлс Гендон, и он,естественно, попытается разыскать своего друга, если только для этого ему непонадобится возвращаться в Лондон и подвергать себя новым опасностям. Он,безусловно, направится к Гендон-холлу, так как знает, что Майлс держит путьтуда, в свой родной дом. Да, дело ясное: надо, не теряя времени тут, вСаутворке, двинуться через Кент на Монксголм, обыскивая по дороге леса ирасспрашивая прохожих о мальчике».
Вернемся теперь к пропавшему без вести маленькому королю.
Оборванец, который, по словам трактирного слуги, подошелбудто бы тут же на мосту к королю и молодому человеку, на самом деле неподходил к ним, но следовал за ними по пятам. В разговор с ними он не вступал.Левая рука его была на перевязи, и на левый глаз был налеплен большущий зеленыйпластырь. Оборванец слегка прихрамывал и опирался на толстую дубовую палку.Молодой человек повел короля в обход через Саутворк, мало-помалу приближаясь кбольшой проезжей дороге. Король начинал сердиться, говорил, что дальше непойдет, что не подобает ему ходить к Гендону, что Гендон обязан явиться к нему.Он не потерпит такой оскорбительной дерзости. Он останется здесь.
Молодой человек сказал:
— Ты хочешь остаться здесь, когда твой друг лежит раненый влесу? Ладно, оставайся!..
Король сразу заговорил по-другому.
