class="p1">Что? Что я такого сказал?
Я качаю головой, помня, что лучше не начинать разговор, от которого у меня в результате только голова разболится.
— Сутулить спину вредно, — делаю замечание, увидев ее позу. — Позвоночные диски деформируются.
С лицом Аро что-то происходит — складки между глазами разглаживаются, губы шевелятся.
Она улыбается? Отвернувшись, вылезаю из машины.
— Зачем мы это делаем? — окликает Аро. — То есть я тоже не в восторге от перспективы вернуться в «тайную комнату» и умирать от скуки, пока ты продолжишь критиковать мою осанку, но нам не следует показываться на людях. — Они с Томми выходят из «Понтиака» и встречаются со мной у багажника. — Твой отец будет здесь, — подчеркивает она. — Он вмешается. Не говоря уже о том, что ты президент класса, сын широко известной в узких кругах писательницы и ростом… сколько, метр девяносто? Тебе в толпе не затеряться.
Метр восемьдесят пять.
И Аро права.
Однако родителям нужно увидеться со мной, к тому же я…
— У каждого есть телефон с камерой, а еще беспилотники, — продолжает девушка. — Что, если нас заметят? Что, если они проследят за нами до укрытия?
Я открываю багажник, вытаскиваю толстовки, завалявшиеся с прошлой зимы, когда мы ездили кататься на лыжах. С тех пор я не пользовался машиной дяди. Бросаю Аро синюю, сам беру красную. Затем достаю три маски; одну протягиваю Аро, вторую — Томми.
— Мне сделали прививку. Обе дозы, — глядя на них, огрызается Аро. — Хочешь сказать, ты не привился? Не похоже на тебя. Думала, ты из тех людей, которые даже диетическую содовую не пьют, потому что она канцерогенна.
— Маска нужна для того, чтобы скрыть твое лицо, тупица, — отвечаю ей. — Надень ее, пока у меня земля не ушла из-под ног от того факта, что ты знаешь слово «канцероген», и я не начал думать, будто у тебя есть мозг.
Аро выхватывает маску из моих рук, а Томми надевает свою.
— Это на самом деле умно. — Мелкая позирует. — Протестующие в Гонконге пользуются такими много лет, чтобы не раскрывать свои личности. Кроме того, маски становятся модным аксессуаром.
После этого она исполняет древнее танцевальное движение — делает галочку пальцами и проводит ими перед глазами.
Мы стоим, уставившись на Томми. Гонконг?
— Зато у меня мозг есть, — дразнит она Аро.
Сдерживая улыбку, я натягиваю толстовку. Аро делает то же самое.
Взяв Дитрих за руку, заставляю ее ухватиться за пояс моей кофты.
— Если мы разминемся, — сообщаю Аро, — встретимся на крыше на Хай-стрит. Держи телефон при себе.
— И будь готов бежать, — добавляет она.
Это предупреждение, ведь Аро знает, что мы идем на ненужный риск, только я не удерживаю ее против воли. Она может уйти, если захочет.
Мы направляемся к гоночным трассам. Томми не отпускает мою толстовку.
— Так много «Мустангов», — воркует Аро, словно умирает с голоду.
В стороне я вижу старый «Босс 302» моего дяди. Автомобиль древний, но он — здешняя легенда. Дилан будет гонять на нем сегодня вечером.
— Тебе нравятся «Мустанги»? — Я тяну мелкую за собой.
— Люблю их. — Девушка вздыхает. — Их проще всего взламывать.
Оступившись, бросаю на нее взгляд, однако ничего не говорю. Господи Иисусе.
Честно признаться, я уверен, в прошлом мои дяди были бы в восторге от Аро Маркес. В этом городе всегда найдется человек, который, узнав, кто приходится мне отцом (или дядей), обязательно скажет: «Ох, подожди, послушай-ка историю о том, как нас однажды арестовали». Думаю, именно поэтому я ненавижу ошибки. Папа слишком многим рисковал, чтобы обеспечить мне хорошую жизнь.
— Не вляпайся в неприятности, — говорю ей.
Я не вижу ее рта, но мне кажется, что Аро гримасничает, прежде чем сворачивает в сторону и растворяется в толпе. Порываюсь позвать ее с собой, но… К черту. Не спрячет же она «Мустанг» за пазухой.
Надвинув капюшон на глаза, опускаю голову, пробираюсь сквозь снующих туда-сюда посетителей. По субботам в «Фоллзтауне», особенно в конце лета, всегда толпа народу. Люди возвращаются из отпусков, готовятся к началу учебного года. Именно сюда они едут, если хотят встретиться с друзьями. Мероприятия будут проходить весь день, до самой ночи.
Мототрек расположен справа, на приличном расстоянии отсюда. Некоторые трибуны уже заполняются в преддверии гонки, назначенной на час, тем временем на другой трассе ревут двигатели старых маслкаров — «Мустангов», «Чарджеров», «Камаро», «Челленджеров» и GTO. Для водителей, ценящих ностальгию и историю, вроде моих дядюшек.
Радостные возгласы пронзают воздух, привлекая мое внимание к треку номер один — главному событию дня. Подойдя ближе, проскальзываю сквозь толпу с Томми на хвосте.
Впереди замечаю Кейда под капотом машины Дилан, а Ной — протеже дяди Джареда — потягивает пиво и беседует с какими-то женщинами. Мой папа стоит на вышке с другой стороны трассы. Я всегда узнаю его силуэт, склонившийся над столом, заставленным компьютерами и наблюдательными приборами. Он наверняка следит за публикой в режиме повышенной готовности. Уверен, отец подумывал все отменить, но он знает, что я приду.
Делаю разворот на сто восемьдесят градусов, сканируя пространство в поисках чего угодно.
Аро.
Грин Стрит.
Остальных членов моей семьи и друзей.
— Ты с ума сошел? — шипит кто-то.
Слегка повернув голову, вижу Дилан сбоку от себя. Ее плечо касается моей руки. Она делает вид, словно мы не разговариваем, устремив взгляд куда-то мне за спину, и выдыхает:
— Какого черта, Хоук?
— Долгая история, — бормочу я.
Дилан смотрит на Томми. Девочка переминается с ноги на ногу, наверное, желая спрятаться.
— Грин Стрит здесь, — сообщает кузина. — Они следят за мной и Кейдом в надежде, что мы приведем их к тебе. Они не должны увидеть нас вместе.
Быстро оглядевшись вокруг, спрашиваю:
— Ты в порядке?
— В порядке, — отвечает она. — Мои родители рядом, Ной тоже здесь.
Я наблюдаю, как Ной задирает футболку и вытирает лицо. Две женщины чуть ли не кипятком писают от подобного зрелища.
Мне плевать, дома ее мама и папа или нет. Предпочел бы, чтобы Дилан туда не возвращалась, пока я не могу находиться по соседству. На тех видео в Сети она тоже мелькает. Грин Стрит может нацелиться на нее.
— Поживи у Мэдока и Фэллон, — предлагаю я.
— Почему?
— Их участок огорожен забором. Так безопаснее.
В этот момент Ной садится в ее машину, включает зажигание для Кейда, копающегося в двигателе, и со всех сторон раздаются поощрительные выкрики. В основном девичьи. Я морщусь. Не пойму, действительно ли у меня есть причины недолюбливать Ван дер Берга, или я просто завидую его умению обеспечить толпе множественные оргазмы, ни к кому не притронувшись.
Проследив за
