Мы уже так давно сотрудничаем, а я тебе ни корпоратива ни одного не устроил, ни…
Мужчина поднимает свой бокал и вытягивает вперед. С ним я волнуюсь куда меньше. Тоже беру. При встрече бокалов элегантно звенит стекло.
Подношу к губам и делаю глоток. Зрительный контакт не рву. Он тоже.
— Вы мне щедро платите, за что я очень вам благодарна. Ни о чем дополнительном просить желания нет.
Ставлю бокал, окидываю взглядом стол.
Вспоминаю напускную тревогу в глазах Тарнавского. Беру в руки вилку и тянусь за кусочком любимого сыра.
Жую, продолжая чувствовать, как меня изучают. Если так подумать — ситуация более чем неприятная, но я совсем не переживаю. Жизнь старательно расширяет для меня рамки нормы.
— Интересно, конечно, как ты быстро и сильно поменялась…
Выстреливаю быстрым взглядом в мужское лицо. Контроля хватает на то, чтобы испуг не вылился краской на щеки.
Никто из вас не представляет, насколько я поменялась на самом деле.
— Вы хотели сказать раскрылась?
Смолин улыбается.
Снова берет бокал и пригубляет.
— Или так. Раскрылась, да. Честно говоря, я боялся, что из тебя ни черта не получится.
Пожимаю плечами. Лучше бы, чтобы не получилось.
— Я не была готова к вашему предложению.
— Можно на ты, Ю-ля.
Замираю ненадолго.
С прошлой Юлей нельзя. С этой… Да давайте.
— К твоему.
Радую Руслана Викторовича. Или отчество уже тоже неуместно?
— Но видишь, как хорошо все получилось. Сработались.
Он предлагает выпить за это. Я не протестую.
Вкусное, пряное вино снова обволакивает язык.
— Роллы любишь?
— Да. Это хорошая доставка. Тарнавский тоже ею пользуется.
Сомнительная похвала веселит Смолина. Он следит, как я ловко беру палочками красивый рол.
— Ну если даже Тарнавский пользуется… — Сочится иронией, которая меня совершенно не задевает.
Вы все одинаковые. А мне не принципиально, кто кого из вас в итоге прихлопнет. Я даже смирилась, что мне в любом случае будет ужасно.
— У вас с ним всё хорошо?
Киваю.
— Отлично.
— Пока не надоела, — я и сама не знаю, зачем комментирую развернутей. Чему улыбаюсь. Только улыбка гаснет, когда слышу ответное:
— Ты долго не надоешь, поверь.
Придуманный мною комфорт осыпается с шелестом. Направленный в мое лицо прямой взгляд не дает усомниться в том, что я все правильно понимаю.
Из глубин памяти на поверхность выныривает будоражащее:
«Но может быть потом».
Откладываю приборы и берусь за ножку бокала. Ничего не отвечаю. Пью и веду взглядом по комнате.
Здесь ничего не меняется. Только я, мое отношение к жизни и людям.
— Я вам говорила, что Тарнавский сейчас занимается легализацией денег через фиктивные сделки? — приступаю к откатке обязательной программы. А еще ловлю себя на том, что не хочу отсюда уходить. Впервые.
Хочу, чтобы ушел Смолин. Хочу, чтобы не трогал Тарнавский.
— Говорила. И что там?
— Я узнала, откуда деньги.
— Откуда?
— Власов оплачивает важное решение. Тарнавский, как всегда. Часть на сестер. Часть на себя…
— На любовниц никогда, видишь?
Вижу, блять. Все я вижу. Можно больше не тыкать меня носом в собственное наивное дерьмо.
— Так может я не единственная? — Демонстрирую свое ненастоящее безразличие. По взгляду Смолина вижу, что прохожу маленький тест.
— А хотелось бы быть?
Пожимаю плечами.
Сейчас мне хочется, чтобы внутри не болело.
— Он тебя не подозревает?
Веду головой из стороны в сторону, смотря чуть ниже мужского подбородка.
Это настолько ожидаемые и миллион раз обсужденные со Славой вопросы, что они не способны меня расшатать.
— Нет. Он совсем со мной расслабился.
— Это отлично, Юля. Просто отлично.
Продолжаю смотреть на подбородок, когда Смолин выравнивается, пружинит и встает со стула. Сердце чуть ускоряется.
Еще — когда осознаю, что идет ко мне, а не куда-то в сторону.
Поддевает подбородок, я запрокидываю голову.
Такая близость мне не нравится. А ему, видимо, да. Смотрит долго. О чем думает — не хочу знать.
Своим молчанием побуждает меня задать вопрос, который задавать нет смысла. Да и нельзя.
— Скажи честно. Что со мной будет, когда все закончится?
Мужские брови приподнимаются. Пальцы все так же держат подбородок.
— Не веришь, что помогу устроить жизнь?
— Не верю, потому что рано или поздно все узнают, что я крыса. Кому нужна крыса?
— А если мне?
Молчу. И он молчит.
Указательный палец проезжается по шее. Задерживается на ямке. Смолин одергивает руку и прячет в карман. Я несколько секунд смотрю на вздыбившуюся ширинку чуть ниже уровня глаз.
Он отступает.
— Отвезти тебя куда-то?
Мотаю головой.
Сердце колотится в горле. Смотрю на стол.
— Можешь не заморачиваться. Придет клининг — уберет. Если вкусно — приятного.
— Спасибо.
Произношу глухо. Только когда он поворачивается ко мне спиной — слежу за движениями. Мягкими и гибкими.
Смолин оглядывается от арки. Я не отвожу взгляд. Он просто все четче и четче дает мне понять, что они с Тарнавским выбирают не только одну доставку суши.
— Лиза не простила бы тебе связь с ее подругой.
Говорю лишнего. В ответ получаю улыбку. Смолин достает из кармана телефон. Смотрит сначала в него, потом на меня.
Ему кто-то звонит. Логично было бы оставить меня наедине со своими детскими замечаниями и уйти без ответа. Но он с улыбкой интересуется:
— Кому не похуй, Юль?
Прижимает мобильный к уху и уходит с точки, защелкнув замки снаружи.
Глава 19
Юля
«Привет, как дела?»
Стою в раздевалке одного из магазинов ТЦ в белье и слепо смотрю на самое элементарное из существующих сообщение.
Его отправитель — судья Тарнавский. И вроде бы не менее элементарно ответить: «Привет, все ок, а у тебя?», но я торможу и пялюсь.
Пялюсь-пялюсь-пялюсь.
Блокирую. Запрокидываю голову и выдыхаю в потолок.
Я тебя избегаю. Я тебе вру. Я потихоньку оживляю свой невъебенный план. Но пока мне не то, что не легче, а только хуже.
Беру себя в руки. Разблокирую и печатаю:
«Все супер. Гуляем с Владом. Ты же не передумал? Не подъедешь?»
Отправляю, не удалив ни слова, ни знака препинания. Убеждаю себя, что все делаю правильно.
Конечно, он не приедет. Зачем ему встречаться с Владом?
Правда он понятия не имеет, что мой брат не приехал и даже не собирался.
Я все придумала. Соврала. А потом воспользовалась его именем, чтобы отстраниться от судьи на время.
После встречи со Смолиным я впервые в жизни заночевала на точке. Долго мариновала Тарнавского ложью о том, что мой отчет еще не закончен. Потом коротко написала, что Смолин уехал, а я останусь здесь, поучусь.
Он был недоволен. Звонил. Спорил. Настаивал. Уговаривал.
