смотрел на нее и улыбался каким-то своим мыслям, наверняка очень далеким от физики.
***
«Охота на лис» больше была похожа на засаду. Антон денно и нощно караулил сигналы на приемнике, выписывал время в попытке определить хоть какие-то закономерности. Потом они с Зоей бродили в сумерках по улицам и выжидали, выжидали… Иногда безрезультатно. Иногда удавалось продвинуться на полквартала, иногда — на целый. Один раз охотникам крупно повезло: сигналы шли в эфире чуть ли не целый час подряд, и этого хватило почти на три километра.
— У вас очень усталый вид, — сказал как-то Вальтер, нежно отводя прядку Зоиных рыжих волос с ее лица. — Когда в вашей Академии каникулы? Может, мы могли бы съездить куда-нибудь отдохнуть? Выберем хороший отель, со СПА-процедурами и бассейном… посреди хвойного леса… Что вы об этом думаете?
Зоя отвечала что-то невнятное. На самом деле она думала о том, почему Вальтер не переходит с ней на «ты», или не говорит прямо, что он к ней чувствует — только изящными полунамеками. Он приглашает ее на каникулы в дорогой отель, но не зовет в гости на чашку кофе — хотя после стольких месяцев знакомства это было бы естественно, разве нет? Вряд ли он тоже снимает квартиру, в которую хозяйка запретила водить гостей… Она попыталась — очень издалека и осторожно — вывести его на разговор, но стало только хуже.
— Зоя, я знаю, у меня достаточно тяжелый характер, — грустно улыбнулся Вальтер, и эта улыбка кольнула девушку в самое сердце. Ну вот, обидела его, и еще заставляет оправдываться!
— Со мной бывает непросто, понимаю… Меня часто упрекали в скрытности, хотя мне всего лишь кажется, что единственное, что я могу рассказать о себе — это подробности моей работы, а кому хочется выслушивать лекции по металлообработке? Ваша работа гораздо интереснее, например. А я, по сути, даже живу почти на производстве, моя квартира выглядит ужасно неуютно. Вот, вы опять мне не верите, а это чистая правда, и я никогда в жизни не посмел бы оскорбить вас этим зрелищем. Вы для меня… (тут последовал долгий взгляд в глаза и нежное пожатие Зоиной руки) —словно ласковый весенний лучик. Вы придаете мне силы, делаете меня счастливым...
Ну как после этого можно было еще к чему-то придираться?
Все-таки Зоя решилась спросить про браслет. Она жутко боялась, что это действительно окажется какое-нибудь белое золото, но успокаивалась тем логическим соображением, что на любом золоте все-таки должна стоять проба.
— Ах, это… Видите, я же говорил, что любой личный вопрос рано или поздно сведется к металлообработке. Это новый ювелирный сплав, результат последней серии моих экспериментов. Не темнеет, не боится воды, гипоаллергенный, конечно… Он пока единственный в своем роде.
— Это над ним вы работали, когда уезжали летом? — вспомнила польщенная Зоя, радуясь, что еще одна загадка наконец-то разрешилась.
— Да, над ним в том числе.
Зоя мысленно показала Антону язык. Тоже мне, физик-конспиролог…
Догадка
Если у Зои вид был просто усталый, то у Антона уже залегли глубокие мешки под глазами. Но азарт никуда не делся.
Зоя отмечала маршрут на бумажной карте, рисуя после каждой «охоты» цветные стрелочки.
В тот день она сидела в своей любимой пирожковой — как же здорово, что она так недалеко от Академии! — и внимательно рассматривала получившиеся пометки. Затем принялась читать названия улиц через квартал от последней точки. Затем улицы через два квартала, через три, и еще дальше… И вдруг замерла со стаканом кофе в руке.
Это было странное, очень нелепое и ничем не подтвержденное предположение.
Такое же странное и нелепое, как убийство скворцов. Как воспоминание о том, где она на самом деле видела Азу Магрезовну. Как настойчивая рекомендация Соловьева позвонить Антону Рузанову.
Как вообще все, что происходит вокруг последние месяцы.
Обеденный перерыв подходил к концу. Но это уже не имело значения.
Не сегодня.
Не сейчас.
— Привет. Ты занят? Можешь приехать? Хотя нет, знаешь, я сама сейчас приеду. В пирожковой это обсуждать немного странно.
Тем более в той самой пирожковой…
***
— Ну? Давай выкладывай, я от нетерпения сейчас просто разорвусь на кусочки.
Антон в самом деле еле дождался, пока девушка зайдет в лабораторию. Что она могла такого найти, чтобы пропускать ради этого лекцию?
— Хорошо. Только не смейся, ладно?
— Не буду.
— У меня появилась… очень дикая идея, но мне кажется, я знаю точный адрес, куда нам надо попасть.
Зоя вытащила свою раскрашенную карту и, немного повозившись, тыкнула карандашом:
— Вот. Береговая, 18/3. Посмотри, ведь это вполне укладывается в траекторию стрелочек?
— Укладывается, — озадаченно ответил Антон. — Но я не вижу логики. С такой же вероятностью в нее уложится любое здание по этой линии.
— Логики ты и не увидишь, — признала Зоя. — Но она есть. Только поклянись, что не будешь смеяться!
— О Господи. Слушай, ты меня пугаешь. Но вообще-то это я первый начал делиться с тобой дикими идеями, так что валяй уже.
— Ладно. В один не очень прекрасный майский день я стояла в очереди в пирожковую. А передо мной была женщина…
Зоя как можно подробнее пересказала свою встречу с Мирьям.
— И я сегодня вспомнила адрес, который она спрашивала. Я ведь ей даже план рисовала, и она его, кстати, забрала. Я понимаю, что это вроде бы никак не связанные между собой вещи, но… Я почему-то уверена. Абсолютно уверена. И кстати, это был тот самый день, когда Соловьев распределял практики. А на следующее утро ты принес в клинику скворца.
Антон долго молчал, разглядывая аккуратные цветные стрелочки. Смеяться ему совершенно не хотелось.
Странно. Очень странно. Тут ожидаешь услышать что-то про гангстеров, нелегальную деятельность, шпионские романы на худой конец. Но истеричная до драматизма тетка в потрепанном платке, покупающая в пирожковой куриный бульон? Нет, это что-то совсем не про радиосигналы… Но у Зои — нельзя не признать — было какое-то сверхъестественное чутье на такие вещи. Антон давно заметил, что она случайными фразами и ассоциациями нередко угадывала то, что невозможно было увидеть поверхностной логикой. Так что сбрасывать со счетов неведомую Мирьям, пожалуй, не стоило.
— Ладно, допустим, — наконец вздохнул он и заметил, как расслабились Зоины плечи от его интонации: до сих пор она сидела, словно окаменев. Так переживает, что он ей не поверит?
— Допустим, ты
