заряжай же, не смотри!
И тут грохот становится сильнее. Пехота залегает, а позади нее мрачными тенями появляются новые танки.
— Два, три, пять… да что ж за напасть? Откуда они лезут, чёртовы тараканы! Ну, чего смотришь! Заряжай!
…последний патрон, последний подбитый танк, а за ним, сдвигая в сторону менее удачливого собрата, плюясь пулеметными очередями, ползет новый. Сергеевич пинает ПТР Георгию:
— Так, младшой, слушай мою команду. Ты молодой, сильный, винтовку допереть сможешь. Приказываю тебе… — он закашлялся, — отступить в тыл. Спасай наше ружьишко, их у нас пока не так много, как танков у этих фраеров.
— А в-вы? — У Георгия зуб на зуб не попадал не то от пронизывающего морозного ветра, не то — от старого знакомца, вернувшегося не-
кстати, — страха.
Сергеич смотрит на него; его лицо серое от пороховой гари, от копоти… пот со лба оставил на нем следы в виде полос, тянущихся сверху вниз:
— Эх, младшой… я хочу пригласить немецких танкистов на короткий диспут, как говорил наш политрук. У меня найдется для них парочка аргументов. А ты — дуй в тыл, что есть духу.
— Н-нет, — качает головой Георгий. — Н-не могу. Кто будет в-вас прикрывать?
— Ангел-хранитель прикроет, — невесело улыбается Сергеич. — Хватит, младшой, не геройствуй понапрасну: умереть за Родину — счастье, но если смерть небесполезная, а ты ежели сейчас погибнешь, то даром. Спасай винтовку. Стрелять я тебя научил, будешь первым номером — за меня…
* * *
— Мы победили в той битве. Мы не пустили чудовище в Москву, не дали его огненному дыханию коснуться нашей любимой столицы. Но враг был еще силен, и еще много дней и ночей длилась наша битва с драконом…
Тихонько приотворилась дверь, на пороге снова появилась Катенька со своими смешными косичками:
— Вы такие серьезные вещи ему рассказываете, — тихо сказала она. — не боитесь, что ему сны будут плохие сниться?
— Я рассказываю ему сказку, — улыбнулся Георгий Петрович. — Просто сказку про дракона.
— Ну, я-то понимаю, что это не про дракона, — покачала головой Катенька. — Это же про то, как вы воевали.
— Хорошая сказка должна быть немного страшной, — ответил Георгий Петрович, — но обязательно со счастливым концом. Тогда и сны будут сниться хорошие.
— Да, — подумав, согласилась Катенька. — У этой сказки был хороший конец. Вы все для этого сделали…
— Ма-ам, — сонно попросил Боря, — не мешай нам, хорошо? Я хочу, чтобы деда досказал, как он убил злого дракона своим волшебным копьем…
Его второй номер признался ему, что приписал себе год, чтобы уйти на фронт. Худой большеглазый мальчишка с пушком над верхней губой — таким был сам Георгий два года назад, когда думал, что останется навек под неизвестной деревушкой на берегу Припяти.
Вася — так звали его второго номера — рассказал об этом, когда они вдвоем долбили саперными лопатками мерзлую землю у станицы Чирской. За спиной был Сталинград с миллионом окруженных, но еще не сдавшихся фашистов, а прямо на них двигались танки сорок восьмого немецкого корпуса. В ответ Георгий рассказал ему свою историю. А потом начался ад.
Патронов у них было побольше, а против пехоты у Васи был ППШ — пистолет-пулемет, косивший настырных гитлеровцев не хуже станкового «максима», но только на близком расстоянии. Но и противник оказался зубастым — старые знакомые, Pz-IV, которые уже не считались тяжелыми, обзавелись более толстой шкурой; на них навесили дополнительную броню, и подстрелить такого зверя было уже совсем непросто.
Удар был мощным; их оборону смяли, заставив отступать, но отступали они, огрызаясь. То и дело, укрывшись за ненадежной защитой снежного намета, скрывавшего какой-то куст или пень, они внезапно стреляли в борт вырвавшемуся, как ему казалось, на простор немецкому танку. Но силы все равно были не равны. Одна за одной замолкали батареи «сорокапяток», бывшие основой их обороны, и немцы все глубже и глубже вклинивались в расположение наших частей, продавливая оборону, чтобы пробить коридор к своим окруженным соратникам.
Георгий знал, что допустить прорыв нельзя. Знал он и то, что все зависит от каждого бойца, в том числе от него лично. И с методичной настойчивостью он петлял, то отступая, то выдвигаясь вперед, выбирая новые позиции, стреляя…
Пока не кончились патроны.
— Вот что, Вася, — сказал Георгий, закуривая, — дело пахнет керосином. Мой тебе приказ — бери ружье и тащись в тыл. Стрелять… эх, некогда мне тебя учить было, но глаз, вижу, у тебя наметанный, без меня научишься.
— А в-вы… — У Васи зуб на зуб не попадал; Георгий решил, что от холода, на вид парень был не из пугливых, а морозец стоял январский.
— А я для наших немецких гостей пару гостинцев припас, — ответил Георгий, распахивая полу ватника, под которой на кожаной петле была подвешена связка гранат, немецких, на одной общей деревянной рукояти. — Не терпится угостить фрицев их собственным лакомством.
— В-вот что, — сказал Вася, — я в-вас не оставлю. Кто ж вас прикроет в бою?
— Найдется кому прикрыть, — ответил Георгий. — Кому сказал — отступай! Спасай вверенное тебе имущество! Быстро, пока не наподдал…
…покрытый толстым слоем цемента, безбашенный «хетцер» казался каким-то болотным чудищем, крокодилом, вылезшим из вековой трясины, чтобы отведать человечины.
«Сейчас ты у меня наешься, — зло думал Георгий, сжимая в руке связку гранат, — подползи только поближе, подлюка…»
Взять такую самоходку связкой гранат было непросто — слишком толстая броня, еще и покрытая сверху цементом. Но хороший охотник знает, что у любого зверя есть уязвимые места…
Сгущающиеся сумерки добавляли шансов Георгию, но… на войне как на войне. Когда ему показалось, что пришло время, когда он, распрямившись, как пружина, приготовился для броска — что-то обожгло его руку, потом бок, бедро, отбросило назад… он бросил гранаты, но видел уже, что без толку — недолет, да и в сторону увела его бросок раненая рука…
Он упал, попытался привстать, и завалился на бок от жгучей боли справа. Он видел надвигающуюся на него громаду «хетцера» и понимал, что из САУ его тоже видят… видят и специально двигаются так, чтобы подмять его, намотать на гусеницы.
Ба-бах! — и на морде «хетцера», там, где торчит хобот орудия, расцветает цветок из пламени. Машина даже вздрагивает, она не просто останавливается, она даже подается назад, словно огретая огромным небесным молотом. Чуть извернувшись, Георгий видит за своей спиной нечто огромное и не сразу понимает, что это. И лишь теряя сознание, он осознает, что его противника приговорила наша противотанковая самоходка. А это значит, что начался контрудар и немцы не сумеют прорвать нашу оборону.
Теперь можно было
