хочет быть втянут в их спор, не хочет, присоединившись к одной из сторон, нарушить договор с другой. Если Сципион станет упорствовать и подступит с войском к Карфагену, Сифакс будет вынужден сражаться за Африку, за землю, где он родился, за отчизну своей жены, за ее отца и ее дом» (Liv. XXIX. 23). Попытка Публия Корнелия лишить пунийцев союзников потерпела крах, план африканской кампании рушился на глазах. Причем полководец никак не мог повлиять на ситуацию.
Сципион в спешке пишет Сифаксу письмо, в котором уговаривает царя не разрывать союзнических отношений и не оскорблять законы гостеприимства. Понимая, что надежды на сохранение союза чрезвычайно малы, командующий попытался скрыть это от своих легионеров. Нумидийских послов с письмом Сципиона быстро отправили обратно в Африку, однако слухи о цели их визита уже распространились среди личного состава. С момента своего пребывания в Сиракузах нумидийцы спокойно передвигались по городу, посещали различные заведения и мероприятия. Цель своей миссии посланцы не скрывали, и вскоре о ней узнали горожане, от которых новость дошла до легионов, где породила тревожные слухи. Легионеры очень боялись, что придется одновременно сражаться против объединенных сил карфагенян и нумидийцев. Они вспоминали о печальной участи Регула и его легионов, проводили грустные параллели между днями минувшими и современностью. Чтобы пресечь эти разговоры, Сципион был вынужден напрямую обратиться к войскам.
Перед строем легионов командующий откровенно лгал, говоря о том, что Сифакс прислал посольство с просьбой ускорить прибытие римлян в Африку (Liv. XXIX. 24). В действительности об этом говорил Масинисса на встрече с Гаем Лелием. Однако полководец упорно гнул свою линию и заявил, что поскольку нумидийские цари настаивают на скорейшей переправе в Ливию, то Сципион принял решение вызвать в Лилибей флот и дожидаться хорошей погоды. Как только она установится, легионы погрузятся на суда, после чего корабли возьмут курс на юг. Пока же воинам остается только ждать и готовиться к предстоящим боям.
Об этой хитрости Публия Корнелия рассказал и Фронтин: «Сципиону послы Сифака сообщили от имени своего царя, чтобы он не переправлялся из Сицилии в Африку в расчете на союз с ним. Опасаясь, что гибель надежды на союз с иноземцами подорвет дух войска, Сципион спешно отпустил послов и распространил слух, будто Сифакс сам вызывает его на союз» (II. VII. 4). Полководца совершенно не интересовало, что, переправившись в Африку, легионеры узнают правду. Потому что когда они окажутся на вражеской территории, то им придется сражаться уже за собственную жизнь, а не за интересы Рима. Поэтому воевать легионеры будут хорошо.
После своего выступления Сципион развил бурную деятельность. Со всей Сицилии в Лилибей стягивались войска, римские командиры забирали у местных купцов и торговцев грузовые корабли, чтобы увеличить количество транспортных судов для перевозки легионеров. В Лилибей приехал претор Марк Помпоний Матон, чтобы помочь командующему организовать переправу легионов в Африку. Город был в буквальном смысле слова набит войсками, военные и транспортные корабли не умещались в гавани Лилибея. Главной ударной силой римской армии были пятый и шестой легионы, участвовавшие в битве при Каннах. В свое время сенаторы не смогли признать виновниками страшного поражения командующих римской армией консулов Эмилия Павла и Теренция Варрона. Всю вину за чудовищный разгром они свалили на простых легионеров, обвинив их в трусости. Легионы были сосланы на Сицилию, где под командованием Марка Клавдия Марцелла принимали участие в осаде Сиракуз. Несмотря на проявленную воинами храбрость, им было запрещено возвращаться в Италию. Теперь же у легионеров появлялась возможность исправить несправедливость и реабилитироваться в глазах сенаторов: «остававшиеся в живых участники Каннской битвы считали, что, честно послужив государству под командой именно Сципиона, они положат конец своему позорному положению в армии» (Liv. XXIX. 24). Поэтому боевой дух в легионах был необычайно высок, воины рвались в бой и с нетерпением ждали того момента, когда ступят на вражескую землю.
Римский полководец с уважением относился к этим ветеранам. Как участник битвы при Каннах, он хорошо знал, что сражение было проиграно из-за бездарного командования, а не по вине рядового состава армии. Сципион рассчитывал на этих воинов, имевших богатый опыт не только полевых сражений, но и осад хорошо укрепленных городов. Сиракузы были одной из мощнейших крепостей в Ойкумене, однако пали под натиском легионеров Марцелла. Публий Корнелий лично встречался и разговаривал с этими незаслуженно обиженными ветеранами, поскольку хотел быть уверенным в своих воинах. Тех из легионеров, кто в силу каких-либо причин был не годен к походу, консул заменил воинами из других подразделений. Теперь в каждом легионе насчитывалось 6200 пехотинцев и 300 всадников. Что касается латинских союзников, то Сципион и здесь сделал выбор в пользу тех, кто участвовал в сражении при Каннах (Liv. XXIX. 24).
Вызывает вопросы численность римской армии. Уже Тит Ливий не мог назвать точную цифру: «О числе солдат, перевезенных в Африку, писатели очень спорят: у одних я нахожу, что посажены были на суда десять тысяч пехотинцев, две тысячи двести всадников; у других – шестнадцать тысяч пехотинцев и тысяча шестьсот всадников; у третьих – больше чем вдвое: тридцать пять тысяч пехотинцев и всадников. Некоторые числа не называют, и я вместе с ними предпочитаю остаться в сомнении. Целий, не давая точного числа, изображает римское войско неизмеримо огромным; по его словам, от крика солдат птицы падали на землю, а на суда взошли столько людей, что, казалось, ни в Сицилии, ни в Италии никого не осталось» (Liv. XXIX. 25). Согласно Аппиану, Сципион «вел войско в количестве шестнадцати тысяч пеших и тысячи шестисот всадников. Вез он с собой метательное и оборонительное оружие, разнообразные машины и много продовольствия» (Lib. 13). Гай Лелий, командующий флотом, заранее рассадил гребцов по кораблям, благодаря чему погрузка на суда прошла быстро и без происшествий. Согласно свидетельству Ливия, претор Марк Помпоний заготовил продовольствия на сорок пять дней (XXIX. 25). Римский флот насчитывал 40 боевых кораблей и 400 грузовых судов для перевозки войск (Liv. XXIX. 26).
Перед самым отплытием Сципион собрал на флагмане командиров судов, кормчих и легионеров, по два человека с корабля. Выслушав доклады подчиненных, консул приказал легионерам соблюдать во время плавания строжайшую дисциплину и беспрекословно подчиняться кормчим. После этого объявил порядок движения флота: «Грузовые суда на правом фланге будут под охраной двадцати военных кораблей, которыми командуют он и Луций Сципион, на левом – стольких же военных кораблей под командой Гая Лелия, префекта флота, и Марка Порция Катона, тогда квестора. На каждом военном корабле по одному фонарю, на грузовых – по два, на корабле командующего ночью горят три – как отличительный знак» (Liv. XXIX. 25). Кормчим было приказано держать курс на Эмпории – плодородную область на берегу Малого Сирта[17]. По мнению Сципиона, именно здесь было удобнее всего осуществить высадку, чтобы в случае необходимости пополнить запасы воды
