своего запаса зелий всего на горсть свечей сновидений – в конце концов, именно так маги ведут бизнес, расплачиваясь заклинаниями вместо монет. Эти волшебные свечи, казалось, делали Сэнди счастливым в течение нескольких дней. Но потом он начал проводить больше времени во сне, чем наяву. Только когда в кладовой не осталось ничего съестного для Хоуп, он наконец опомнился и выбросил оставшиеся свечи сновидений, – и даже тогда был момент, когда Хоуп подумала, что Сэнди не сможет этого сделать. Она часто задавалась вопросом: какие сны свечи ему приносили? Конечно, он никогда не говорил ей об этом. Не в характере Сэнди делиться чувствами. Он может делать так много вещей. Может охотиться, сражаться и творить всевозможные заклинания. Может лечить болезни и принимать роды. Но говорить о прошлом, похоже, выше его сил. Она часто задумывалась: были ли эти сны как-то связаны с тем, что он иногда разговаривает странным голосом, когда спит?
Вынырнув из воспоминаний, Хоуп порхает от прилавка к прилавку, улавливая обрывки разговоров о торгах, вдыхая сотни ароматов – от сандалового дерева до форелевых жабр – и разглядывая банки с заспиртованной мертвечиной. Обычные люди тоже приезжали из деревни в поисках лечения от болезней или магии, которая помогла бы привнести искру воображения в их серую жизнь. В одном киоске продаются магические свечи высотой с человека, в то время как в другом выставлены вешалки с одеждой, владелец которой утверждает, что она обладает магическими свойствами.
– Это умные клоги[6], – говорит Хоуп владелица киоска, потому что девочка проводит пальцем по блестящему деревянному башмаку. В этом бесцветном мире клоги светло-серые, но Хоуп воображает, что они могли бы быть ослепительно-жёлтыми или розовыми, как лепестки цветка, – а она знает, что самый красивый розовый цвет у лепестков цветов, потому что недавно в лесу она спрятала несколько в карман и тайком раскрасила чуть позже.
– Они сделают меня умнее? – спрашивает она, поднимая один клог. Он тяжёлый.
– Сообразительной, как школьная сова, – говорит владелица. – Не хочешь примерить их, малышка?
– Спасибо, – отвечает за неё Оливер, – но нам это неинтересно.
Глаза женщины становятся круглыми как блюдца.
– Говорящая собака! – восклицает она, упирая руки в свои широкие бедра. – Вот так фунт! Конечно, я раньше видела говорящего кота – в некоторых местах они стоят десять центов. И я встречала пару говорящих сов. Но я никогда не видела говорящую собаку, по крайней мере до сегодняшнего вечера. Никогда не думала, что у собаки хватит мозгов говорить – даже с помощью магии.
Хоуп подавляет смех.
– Прошу прощения? – переспрашивает Оливер, его голос сочится негодованием.
– О, я не хотела тебя обидеть, – говорит волшебница. – Но собаки, как известно, глупы как пробка.
– Пробка? – выдыхает Оливер, его шерсть встаёт дыбом. – Пробка может сочинять стихи, мадам? Способна ли пробка ориентироваться по звёздам? И, умоляю, скажите мне, вы когда-нибудь видели пробку… – Он останавливается как вкопанный, потому что тот же самый толстый кот, за которым он гнался ранее, неторопливо выходит из-под соседнего фургона, небрежно садится и шипит на него. Всё тело Оливера дрожит. Его спина выгибается дугой. – Хм. Извините, я отойду на минутку, – говорит он владелице киоска. Затем, залаяв, срывается вслед за кошкой, которая воет и бросается в оживлённую толпу. Хоуп слышит испуганные крики магов по всему рынку, когда погоня разворачивается у них под ногами.
Она поворачивается обратно к стойке, пожимает плечами и говорит:
– Он упал в котёл, когда был щенком, и вылез таким.
Затем она ставит умный клог на место, разворачивается и начинает пробираться сквозь суматоху, зная, что ей лучше найти Оливера, пока он не попал в беду.
– Оливер! – зовёт она. – Оливер?
Она слышит отдалённый лай над торгующейся толпой, резко сворачивает налево, минуя повозки, кибитки и киоски, в которых торгуют всевозможными заклинаниями и ингредиентами. В одном из них мужчина взвешивает горсти блестящих сушёных чёрных жуков. В другом худая женщина демонстрирует действие заклинания силы, жонглируя огромными железными гирями.
– Извините меня, – говорит Хоуп, протискиваясь между двумя магами, спорящими о лучшем способе сотворения заклинания дождевой тучи.
Когда она слышит первый крик, то думает, что Оливер, должно быть, напугал кого-то или, возможно, запутался в ногах мага и подставил ему подножку. Но затем раздаётся ещё один крик, и ещё один. Звучат разрозненные крики шока и страха, и Хоуп чувствует, как в её животе образуется тяжёлый комок ужаса, поскольку интуиция подсказывает ей: происходит что-то ужасное.
Она недостаточно высока, чтобы видеть поверх толпы, но что-то привлекает внимание каждого мага на рынке. Они поворачиваются как один, прикрывают рты и что-то бормочут друг другу. Атмосфера рынка, ещё несколько мгновений назад такая яркая и оживлённая, стала жуткой и тягучей.
Хоуп проталкивается сквозь толпу, стремясь хоть мельком увидеть то, что вызвало такой переполох. И когда она наконец протискивается к месту, откуда может как следует всё разглядеть, то замирает на полпути. Непроизвольный вздох страха вырывается из неё.
Рыночная толпа расступилась, освобождая дорогу своре псов размером с лошадь. Их шерсть представляет собой спутанные массы густого чёрного меха. Плоть их ртов отодвинута назад, обнажая гнилые клыки размером с кинжалы. Их огромные головы поворачиваются по сторонам, их белые светящиеся глаза обшаривают толпу. Когда они двигаются, их тяжёлые лапы оставляют глубокие отпечатки на вытоптанном сером лугу.
Это Псы-потрошители.
Глава 17. В которой преподают урок
На спинах Псов-потрошителей сидят тёмные всадники, Чёрные Мундиры, завёрнутые в рваную чёрную материю, их лица скрыты глубоко в тени складок капюшонов. Запах, исходящий от этой кошмарной стаи, древний, сухой и чуть разлагающийся. Хоуп, конечно, знает почему. Сэнди объяснил ей, что Чёрные Мундиры – это духи умерших, вырванные из места их упокоения за рекой.
«Могут ли они вспомнить, кем были? – спросила она его однажды. – Помнят ли они свою жизнь? Людей, которые их любили?»
Сэнди покачал головой.
«Не думаю, душенька, – сказал он. – Я полагаю, её магия лишает их всего этого. Скорее всего, они даже не знают, что были живы».
Из толпы на рынке Хоуп смотрит на Чёрных Мундиров. Сейчас их больше, чем когда-либо. По крайней мере, говорят, что их число растёт по мере увеличения силы Некроманта.
Комок ужаса подступает к её горлу, когда она не в первый раз задумывается, стали ли её родители Чёрными Мундирами, забрала ли Некромант их из мирной загробной жизни?
«Ничего хорошего из этого не выйдет, – сказал ей Сэнди. – Они уже не те люди, которыми были при жизни. Теперь они всего лишь энергия. Ещё одна причина, как будто нам
