недопитую бутылку водки, блюдца с ломтиками сала, сыра, луковицы, недоеденную банку тушонки. Повернулся, пробежал взглядом по столу, заставленному грязными тарелками с остатками засохшей пищи, рюмками с мутным стеклом, пепельницей, полной окурков "беломорканала" и сигарет с фильтром, которые Лебединская никогда не курила.
17
Кажется, Браз был пьян. Я смотрел из окна, как он пытается выйти из «волги», остановившейся под фонарем. Сначала он выставил одну ногу, потом вторую, ухватился руками за дверь, налег на нее, но дверь стала закрываться и едва не прищемила Бразу пальцы. Виктор, опасаясь то ли за целостность пальцев своего нового шефа, то ли за дверь, которую режиссер мог запросто оторвать, подскочил к нему и стал вытаскивать из машины за ворот безрукавки. Кончилось все тем, что Браз неожиданно вывалился из машины, и Виктор, не удержавшись на ногах, упал на землю. Это было забавное зрелище, жаль, что я не успел взять видеокамеру.
Спустившись вниз, я открыл калитку и, посторонившись, пропустил Браза во двор. Виктор делал вид, что не замечает меня. Отпустив режиссера, который плавающей походкой пошел к стеклянной двери бара, он не совсем учтиво спросил:
– Эй! Когда подъехать, шеф?
Браз, ухватившись за дюралевый косяк, повернулся, долго собирал слова в разбросанном сознании, после чего ответил:
– Пошел вон!
Виктор что-то буркнул и с грохотом захлопнул калитку. Осколок кирпича отвалился от кладки и упал мне под ноги. Я поднял его и, подкидывая на ладони, приблизился к Бразу.
– Позвольте опереться о ваше крепкое плечо? – спросил он. – Я сегодня очень устал. Усталость имеет свойство накапливаться, и когда переливается через край, хочется послать всех далеко-далеко… Вы хотите выпить?
Я поднимал его по лестнице. Браз шел медленно, часто останавливался и переводил дух.
– Как я устал! Если бы вы знали, как я устал! – бормотал он. – Бездарность, посредственность – страшные вещи. Это главные инструменты энергетических вампиров. Пять минут! Всего пять минут я смотрю на отвратительную игру, и чувствую себя так, словно всю ночь разгружал вагоны. Я становлюсь пустой, как мяч. Мне кажется, что от меня исходит своеобразный звон… Вот ударьте меня в грудь, только не сильно… Ну, ударьте, не бойтесь!.. Слышите звон?
Поддерживая звенящего Браза под локоть, и вел его по коридору. Это хорошо, что ты пьян, думал я. Легче будет вытянуть из тебя правду.
Мы подошли к двери его номера. Браз долго копался в карманах, протянул мне ключ и попросил:
– Будьте добры, откройте дверь… Спасибо! Только не стойте на пороге, словно вы колеблетесь! Я же вижу, что вам очень хочется со мной поговорить!
Я сел в кресло и включил телевизор. Присутствие говорящего ящика, словно некоего третьего, нейтрального собеседника, смягчало обстановку. Браз поставил на журнальный столик бутылку "кампари", вынул из холодильника тарелку с порезанным на дольки лимоном и начатую коробку шоколадных конфет. Я не сводил глаз с тарелки.
– Вы курите? – спросил я.
Браз замер, словно не мог вспомнить, курит он или нет.
– Ах, черт! – взмахнул он руками. – Я не знал, что вы курите, а то по дороге купил бы для вас пачку сигарет.
– Нет-нет! – покачал я головой. – Я, собственно, тоже почти не курю.
– Сейчас, сейчас! – суетился Браз, делая массу лишних движений. – Я только окуну голову под холодную струю, и сразу стану человеком… Вы меня извините, мне очень стыдно… Сейчас!
Он схватил полотенце и ушел в спальню, где была душевая кабина, по пути сильно врезавшись плечом в косяк. Меня привлек треск мотора за окном, я встал с кресла и отдернул штору. Только сейчас Виктор отъезжал от гостиницы на своей колымаге. Что он делал те десять минут, пока мы с Бразом поднимались по лестнице и открывали дверь номера?
Я опустил взгляд на подоконник. Он был завален книгами, папками, исчерканными рисунками листками. "Нужны мускулистые парни!!! – значилось на обрывке бумаги. – 2–3 шт." Я усмехнулся. Браз измерял актеров массовок в штуках. Режиссерский сценарий, который Браз предлагал мне почитать, был хорошо отработан чернильным пером. Живого места не осталось. Браз выкинул целые кадры, внес коррективы в объекты и метражи. Жесткой правки избежал только титульный лист и первая страница, где были обозначены название фильма и действующие лица: "Главные роли (историческая часть): 1. Графиня Лавани; 2. Священник Бальдо; 3. Полководец Крекс; 4. Подкомендант Джиованни Марионе…" В современной части первой также значилась женская роль: "Марта Лехтине."
Лехтине, мысленно повторил я. Откуда здесь Лехтине? Это фамилия персонажа, главной героини, которую играет Инга? И мой неуловимый Лембит – тоже Лехтине? Какое странное совпадение!
В комнату вошел Браз. Он растирал полотенцем голову с такой силой, словно хотел при помощи трения воспламенить волосы.
– Читаете? – спросил он, увидев у меня в руках сценарий. – И как, нравится?
– Честно говоря, я успел прочитать только перечень главных и вторых ролей, – ответил я.
– И правильно сделали, – ответил Браз, подсаживаясь к столику. Он швырнул полотенце на диван, встряхнул головой, и из-под мокрых, висящих, как сосульки, волос показались розовые уши. – Более дерьмового сценария я еще не видел… Наливайте, пожалуйста. Я сейчас… сейчас я буду в форме…
– Зачем же вы взялись снимать фильм, если вам не понравился сценарий? – спросил я.
Браз усмехнулся. Веки его тяжелели и, как забрало на рыцарском шлеме, все чаще опускались на глаза.
– Если бы я не взялся за "Час волка", то сидел бы без работы. У меня просто не было выхода. Увы, в этой альтернативе – снимать дерьмо или не снимать ничего – я не показал пример гордости и благородства и согласился… Черновский заказывает музыку. Убедить его, что мы снимаем позор отечественного кинематографа, невозможно. Ели бы он свернул съемки из-за отсутствия средств, я бы только вздохнул с облегчением.
– Это ваш первый фильм?
Браз обиженно взглянул на меня.
– Но почему же! Я сделал четыре картины и, по-моему, все они вышли на уровне… Последний фильм, достаточно скандальный, может быть, вы видели – "Не тревожьтесь о завтрашнем дне"?
– Конечно! Отличный фильм! – искренне признался я, так как, действительно, смотрел его с Анной в Москве. – Но
