и не давить, и он делал это, пока не вмешалась девица. Первую атаку Егоровой он, надо сказать, отбил вполне успешно, она все-таки ушла из его кабинета, хлопнув дверью. Он же остался — с долгими часами переговоров по телефону и чувством того, что он напрасно ее прогнал.
Дело было не только в Егоровой. Он прекрасно помнил, как Павел не так давно отправился за этой девицей в огонь. Это могло не значить ничего, он еще со времен своей матери был склонен опекать каких-то дур. Но это же могло значить очень многое…
Эдуард по-прежнему мучился от сомнений, когда девица ввалилась в его кабинет снова — так же бесцеремонно, как в прошлый раз.
— Без вас я все-таки не справлюсь, — обреченно заявила она. — Я знаю, что он затаился где-то за городом, но не могу понять, где. На его имя никакая недвижимость не зарегистрирована, никто не берется сказать, где он бывает, он же одиночка. Только вы и можете хотя бы предположить!
Эдуард, на пару секунд потерявший дар речи от такой наглости, наконец опомнился:
— С чего вы взяли, что он за городом?
— Видела колеса его машины, он часто катается в какое-то место, где с дорогами не очень. Но это может быть что угодно! Без вас я его никогда не найду.
— Вы и со мной его не найдете, я отказываюсь в этом участвовать. У человека должно быть личное пространство, в конце концов!
— А если он умрет в этом личном пространстве? — поинтересовалась Егорова, глядя ему в глаза. — Это вы тоже примете?
— Что за глупости? Он не умрет! С чего ему умирать?
— Если он сочтет, что это единственный способ сохранить гордость — разве нет?
— Он не станет так поступать из-за этих нелепых сплетен!
— А что из этого точно ложь? Вы вот знаете наверняка? И какую долю правды он готов открыть миру? Может, слишком много уже прозвучало?
Она вроде как говорила все верно, но слов Эдуарду никогда не было достаточно. Если бы речь шла об одних лишь словах, он бы просто выставил ее вон.
Однако сейчас ему куда важнее был взгляд Егоровой. Он такой взгляд прежде видел лишь однажды — у мальчишки, выбравшегося из преисподней. Взгляд существа, которое осознает свою физическую слабость, но все равно отказывается сдаваться.
— Черт бы вас обоих побрал, — выдохнул Эдуард. Он быстро написал на листке бумаги адрес и протянул Егоровой. — Держи! Там он, скорее всего.
— У него все-таки есть загородный дом?
— Это дом его отца. Формально зарегистрирован на его мать, но она не была там с тех пор, как убили ее второго мужа.
— Вы хотите сказать, что это… тот самый дом? Вы позволили ему поехать в тот самый дом, прямо сейчас?
Эдуарду и в голову не пришло бы проводить такие параллели, но теперь, когда она заговорила об этом, он почувствовал себя глупо.
— Какая разница? — огрызнулся он. — Он сам это выбрал!
— Ладно, забудьте… Меня на работе в ближайшее время не ждите.
Да кем она вообще себя возомнила? Если бы он сейчас уволил ее по статье, на что имел полное право, она бы на работу в жизни не устроилась! Вот только, глядя на Егорову, Эдуард сильно сомневался, что ее можно напугать таким.
— Показ через три дня, — напомнил он.
— Да мне уже все равно! — отмахнулась она, покидая кабинет.
* * *
Она боялась, что опоздала. Давно боялась — с тех пор, как не смогла найти его в городе. Страх не отпускал ее всю долгую дорогу до загородного дома. Машину Лана не водила, поэтому пришлось ехать поездом, а потом несколько часов идти до нужного дома.
Усталости она не чувствовала, да и темнота, которая за городом казалась кромешной, ее не пугала. Какая-то часть ее сознания подсказывала, что, возможно, Лана ведет себя глупо. Это ведь она виновата в проблемах Павла — пусть и косвенно. Он годами жил спокойно, пока она рядом не появилась. Что, если он догадался об этом? Он умный — и он изначально был против сотрудничества с Охримовским, так что теперь он сумел бы соотнести одно с другим. Ее внезапный визит может не порадовать и даже разозлить его. Что тогда, одной ночью возвращаться к железнодорожной станции?
И все же эти сомнения были недостаточно сильны, чтобы заставить ее бросить все и сдаться. Лана знала, что выбрала самый правильный путь. Уж лучше стерпеть его насмешки и позор, чем упустить нужный момент и никогда не простить себе этого!
Первую небольшую передышку она получила, когда увидела его дом. Дом стоял на невысоком холме, просматривался издалека, поэтому Лана почти сразу различила свет в окнах. Это не означало, что Павел жив — и уж тем более, что он в порядке. Но это усиливало надежду, и теперь Лана ускорила шаг, почти бежала, словно пара сэкономленных минут могла на что-то повлиять.
Она прекрасно понимала, что может застать его таким, каким он был при «болезни» — и это будет даже оправданно. Лана была согласна на любой вариант, кроме его смерти. Ей нужно было как можно скорее убедиться, что с ним все в порядке, поэтому в дверь она постучала неоправданно громко, и поздним вечером это вряд ли стало приятным сюрпризом. Но сдерживаться и действовать нарочито небрежно она не могла. Да и кто бы в такое поверил — что она преодолела столь грандиозный путь просто между делом?
Он все-таки открыл ей, пусть и не сразу. Павел оказался жив, здоров и даже трезв. Он не выглядел ни заплаканным, ни измученным. Скорее, удивленным и уже привычно угрюмым.
— Вы? — поразился он. — Вы что здесь делаете?
Но сил на ответ у нее сейчас просто не было. На этот раз Лана обняла его, не спрашивая разрешения, и, неожиданно для самой себя, расплакалась.
У нее не было никаких планов на эту встречу, за долгие часы дороги она не продумала, что будет правильно, что — нет. Тогда ее мысли упирались лишь в одну границу: убедиться, что он жив. Ну а теперь она просто поддалась моменту и сразу, без вопросов, призналась Павлу, кто запустил эти сплетни и почему тут есть и ее вина.
На сей раз Павел не стал ни отталкивать ее, ни отчитывать. Лана словно потерялась в собственном рассказе, а очнулась уже сидящей на диване — с пледом на плечах и чашкой чая в руках. Павел стоял в дальнем углу и наблюдал за ней оттуда. Он прислонился спиной к
