смогу взвесить половины монет, положить в банк и извлечь из них пользу. Со временем, возможно, мне понадобится целый банк, который обработает все эти монеты так, чтобы никто не подкопался. Подозрение – плохой гость, он портит весь праздник. – Темса принялся что-то напевать себе под нос, а затем негромко рассмеялся. В его животе нарастало какое-то предчувствие. Кончики его пальцев царапали друг друга. – Приведи ко мне Старсона.
Даниб ушел и вскоре вернулся с бледным мужчиной в покрытом пятнами фартуке. Длинные сальные волосы мужчины были завязаны в хвост; на горле и вокруг ушей виднелась татуировка в виде осьминога, похожая на странную бороду. Увидев Темсу, бармен оскалился, показав почерневшие зубы.
– Все в порядке, босс?
– Привет, Старсон. Скажи, этот скулящий сученыш, этот счетчик денег из монетного двора «Фенек» еще здесь?
– Прямо сейчас подпирает барную стойку. Ноет, словно подыхающая жаба – Фенек то, Фенек это. Я помираю от скуки. Босс, его нужно прикончить. Я пощекочу ему брюхо ножом, только скажи.
– Видишь, Даниб? – усмехнулся Темса. – Скол всегда будет с тобой честен. Нет, никаких ножей. Просто приведи его сюда.
Это дело оказалось непростым и требующим времени; послышались крики и стук падающих табуретов. Когда Даниб и Старсон вернулись, Темса уже успел раскурить еще одну трубку. В руках призрака извивался молодой человек, одетый по последней моде – как и все, кто работал с деньгами. Его глаза были подчеркнуты с помощью нарисованных теней и завитков. Он обливался потом, и поэтому краска уже текла по его щекам.
– Я ничего не сделал! – крикнул он. – За выпивку я заплачу!
– Господин…
– Бануш.
– Вы знаете, кто я?
– Господин Темса… То есть, тор? Ох, мать…
– Можешь опустить его, Даниб.
Призрак подчинился и отпустил Бануша так резко, что тот упал на колени. Бануш заморгал от завитков дыма, поднимавшихся из трубки Темсы.
– «Босс Темса». Я не тор. Пока.
Это было приятно сказать вслух. Наконец-то.
У Бануша был вид приговоренного человека, который пытается понять, почему он все еще лепечет оправдания, если ему уже надевают петлю на шею.
– Мы… Люди это знают. Они называют вас «тор», потому что вы…
– Потому что я что?
– Ээ… ведете себя как тор.
Темса решил обдумать слова Бануша позднее, и еще немного посмотрел на то, как тот обливается потом.
– Господин Бануш, дело вот в чем: вы приносите в мою таверну большое количество слов. Более того, вы обожаете громогласно делиться этими словами с другими людьми. Да, в «Плите» рады всем, и я мог бы войти в ваше положение, если бы вы рассказывали что-нибудь интересное или забавное, или даже что-нибудь пели. Однако вы только жалуетесь на свою работу и своего, вероятно, отвратительного начальника. Посетители такого рода мне не очень нравятся.
Старсон подтвердил слова Темсы, раздраженно зарычав.
– Я…
– Когда настанет ваш черед говорить, я вам сообщу.
Бануш наклонил голову так быстро, что хрустнули хрящи.
– С вашей бесконечной болтовней нужно что-то делать. – Темса встал из-за стола, а Даниб тем временем схватил Бануша за волосы и запрокинул его голову назад. – Либо мои помощники отрежут вам язык и решат проблему таким образом, либо вы окажете мне услугу, и тогда, возможно, язык останется при вас. При условии, что вы приобретете такую добродетель, как умение молчать.
– Да, босс Темса!
– Что вы выбираете?
– Ээ, второе. Услугу. Я сделаю все, что угодно!
Темса с шумом втянул в себя воздух, разглядывая мужчину.
– Осторожнее с такими словами, господин Бануш. Они скользкие.
Даниб отпустил Бануша, и тот, сильно дрожа, поднялся на ноги.
– Чем могу служить?
Угольки в трубке вспыхнули. Темса заставлял Бануша ждать.
– Расскажите мне об этом вашем начальнике.
Возникла пауза.
– О сыне тора Фенека?
Темса удивленно поднял бровь. Еще лучше.
– Это и есть тот человек, на которого вы постоянно жалуетесь?
Старсон кивнул.
– Поверь мне, босс, это он. Я слышал все его проклятые истории. Зовут его Руссун, и он… как ты там сказал, Бануш?
Губы Бануша задрожали.
– Самый мелкий щенок из всего выводка. Третий… нет, четвертый сын тора Фенека.
– Он – счетчик монет, как и вы? – спросил Темса, подходя ближе.
– Нет, он – знак.
– Он может подписывать передачи, оформлять вклады, устраивать Взвешивания и тому подобное?
– Конечно, босс Темса. Он твердо намерен пойти по пути отца.
– А где живет Руссун Фенек?
– Папочка подарил ему большой дом в районе Йереш. Одним лишь мертвым богам известно, чем он это заслужил. Он постоянно говорит о виде на море… кхм.
Даниб прервал Бануша, ткнув его локтем под ребра.
– Жена у него есть? Дети?
Бануш проглотил комок, а с ним и высокомерный тон. По опыту Темсы, люди всегда нервничали при упоминании детей, но если речь шла не об их детях, собственная шкура почти всегда оказывалась для них более важной.
– Жена. И два ребенка.
Банушу всучили чистый свиток и перо из тростника.
– Напишите название улицы, на которой стоит их дом, и можете пить дальше.
Мужчина принялся лихорадочно корябать пером по свитку. Темса видел, что на его губах замер вопрос; но Бануш задал его только после того, как положил перо.
– Что станет с Руссуном? И с его семьей?
– Если он, как и вы, хороший мальчик, и сделает то, что ему скажут, тогда ничего. Вы радоваться должны, господин Бануш, ведь завтра он будет слишком занят, чтобы доставать или распекать вас. Но на вашем месте я бы об этом помалкивал. – Темса усмехнулся и многозначительно постучал пальцем по носу. – Иначе я прикажу Данибу вырвать связки из вашего горла, а Старсону – приготовить их и скормить вам. Старсон – отличный повар.
Жалкое подобие улыбки на лице Бануша мгновенно исчезло. Старсон посмотрел ему прямо в глаза и ухмыльнулся.
– Я готовлю роскошную поджарку с крысятиной, – заметил бармен, почесывая бороду-осьминога.
Когда посеревшего Бануша потащили вниз по лестнице, Темса помахал ему трубкой.
– Наслаждайтесь приятным вечером, господин Бануш! Лично я так и сделаю.
Говорят, что любой мужчина, став отцом, теряет сон, и Руссун Фенек убедился в этом на собственном опыте. Двое маленьких детей могут стать жестокими учителями: даже малейший крик, стон или кашель неизменно выдергивали его из неглубокого сна.
Поэтому звяканье стекла разбудило его мгновенно. Он вытянул руку, нащупал очертания Харии, которая стонала в полусне. Вторую руку он засунул в ящик, где всегда лежал нож с узким лезвием.
Камень холодил ноги, но заглушал шаги лучше, чем половые доски. Пальцы Руссуна разобрались с каждым из четырех замков на дверях спальни, а затем тихо отодвинули засов.
Фонари либо
