терпеливым.
— Смотря что. Ответ будет «да», верно?
— Дом!
— Вместо того чтобы ждать… — он прерывается, его голос темнеет одновременно с игривостью и серьезностью. — Я женюсь на тебе, прикую к своей постели, буду трахать и засуну в тебя как можно больше детей. Ты будешь связана со мной навечно, и ни о каких гипотетических гребаных мужьях не может быть и речи.
Моя челюсть едва не падает на пол. Я хочу этого.
Почему, черт возьми, я так сильно этого хочу? Я едва сдерживаюсь, чтобы не прижаться к его коленям и не умолять о той картине, которую он нарисовал в моей голове.
Когда я теряю дар речи, Доминик протяжно и глубоко вздыхает.
— Думаю, я могу попытаться быть терпеливым.
— Merci (с фр. Спасибо)! — я визжу, наклоняюсь и целую его долго и грубо. Меня не волнуют посторонние. Тот факт, что Доминик ждет моего ответа, заставляет счастье бурлить во мне.
Когда я отрываюсь, он смотрит на меня с игривым, но ласковым блеском. Я снова погружаюсь в пасту с новым аппетитом.
— Если кто-то увидит тебя, то может подумать, что ты ешь за двоих.
Я закатываю глаза.
— Дом!
— Что? Я сейчас молюсь, чтобы ты забеременела, тогда мне не придется долго терпеть.
— Ты теперь молишься?
— Эй, если это удержит тебя здесь, я пойду в каждую церковь, мечеть и храм и встану на колени.
— Ух ты, да это просто дьявольское намерение.
— Дьявол? Какой дьявол? — он смотрит вокруг с притворной невинностью. — Ты сказала, что я ангел с самым ярким нимбом, помнишь?
Моя голова откидывается назад со смехом. Мне нравится наше легкое подшучивание друг над другом. Не думаю, что смогу забыть об этом.
В моей голове уже проносятся картинки, как я буду делать это каждый день. С Домиником будет нелегко жить. Он сложный. Его ум устроен по-другому. Он всегда будет пытаться выкрутиться. Но мне нравится в нем все это и даже больше.
Папа говорил, что моя любовь к острым углам может привести меня к гибели, но с Домиником я готова рискнуть. Я никогда не любила нормальных, а этот мужчина настолько далек от нормальности, насколько это возможно.
Я уже собираюсь ответить что-то умное, как вдруг темнота окутывает мое зрение. Я моргаю, но чернота не уходит. В ушах раздается протяжный гул. Мое тело содрогается, и Доминик становится неясным.
— Кам!
Сильные руки окружают меня, но я падаю. Я не чувствую ни ног, ни рук, но я падаю.
Вниз.
Вниз.
Вниз…
— Дом… я не чувствую себя так… г-хорошо… — Даже слова звучат невнятно, как будто у меня нарушена речь.
Официант, который был раньше, наблюдает за мной с легкой ухмылкой. Я узнаю его. Таксист, от которого у меня мурашки побежали по коже, когда в первый раз пришла в квартиру Доминика.
Я пытаюсь покрепче сжать бицепс Доминика, сказать ему, чтобы он бежал, но у меня не получается.
Мир становится черным.
Глава 23
К этому моменту вы, возможно, задаетесь вопросом: кто такой, черт возьми, Аид? И что случилось с той прекрасной француженкой, которая заставляет Доминика Джонсона сходить с ума?
Всему свое время.
А теперь присаживайтесь и слушайте внимательно, потому что это будет важно.
Есть старая поговорка: каждой истории нужен старый добрый злодей. Вы могли бы подумать, что Доминик Джонсон и есть злодей этой истории. В конце концов, он злобный, манипулирующий и лжец.
Он должен был остаться таким, но где-то напортачил.
В частности, с тех пор, как в его жизни появилась эта девушка, которая сейчас лежит без сознания на стуле. Я не могу допустить, чтобы он отвлекся от игры.
Я начинаю прибыльный бизнес, который принесет мне и моим инвесторам чертову уйму денег. Как и любой бизнесмен, я набрал лучших, чтобы они стали основателями моей компании «Яма».
Джонсон — один из лучших. Более того, он гений. Стресс, тревога и сомнения не пугают его.
Всего за несколько лет он прошел через три версии препарата, который мне нужен в формуле стартапа моего бизнеса. Я вложил деньги в его исследования, которые изначально были направлены на борьбу с иммунитетом брошенных детей.
Что-то, к чему он может иметь отношение. Поначалу я согласился с его доводами. Пока он считает меня благодетелем, это устраивает нас обоих.
Тип «Альфа», первая версия препарата, который Джонсон любит называть лекарством, убила всех мышей. Тип «Бета» имел серьезные побочные эффекты, и поэтому Джонсон отказался испытывать его на людях. Теперь есть тип «Омега», который Джонсон должен испытать на перспективных испытуемых, отобранных мной для этого проекта.
Пятьдесят детей. Их возраст варьируется от семи до двенадцати лет. Бездомные. Брошенные. Нежеланные. Выброшенные. Уличные беспризорники. Люди называют это похищением, но я спас их от жалкой жизни. Я дал им дом. Теплую еду и постель. Они станут основой моей компании убийц.
В подпольном мире верность — это все. Мне не нужны простые киллеры, наемники или бывшие военные. Я хочу, чтобы дети были воспитаны и закалены так, как мне нравится. Тип «Омега» усилит их способности и сохранит их верность мне.
Вот почему мы здесь.
Я должен убедиться, что этот чертов доктор выполнит свою часть сделки.
Я иду туда, где Джонсон проверяет пульс своей француженки и кричит, чтобы вызвали скорую.
Но никого нет.
Я убедился, что ресторан опустел, прежде чем войти.
Джонсон поднимает голову и замирает, увидев меня. Он медленно выпрямляется и закрывает девушку от моего взгляда, как будто это ее спасет.
Если я захочу, чтобы она умерла, ничто не поможет ей выжить.
У него был такой большой потенциал, чтобы стать таким же, как я, но он позволил себе слабость.
Убийство ее не принесет результата. А вот использование его чувств к ней — да.
Я следил за ней с тех пор, как почувствовал его интерес к ней и понял, что она станет удобной.
А я всегда делаю выгодные вложения.
Слабость — наша погибель. Я ушел из семьи и сменил имя, чтобы никто меня не узнал. Тот человек из прошлого был слабаком.
Фениксы восстают из пепла. Или, в моем случае, дьявол.
Родился Аид, а Аид не остановится ни перед чем ради власти. Я строю свою собственную подпольную империю, которая начинается с «Ямы».
«Яма» опирается на Тип «Омеги» Джонсона.
Я не только заставлю его испытать наркотик на подопытных, но и заставлю продолжить исследования, вдруг он сможет придумать более сильную разновидность.
Я непринужденно сажусь
