Я быстро…
— Вот что, Сережа, — остановил его полковник. — Завтра к полудню подготовь данные о Тамбове и Воронеже. Есть ли в этих городах или ближайших к ним населенных пунктах объекты военного назначения.
— Есть! — снова кивнул секретарь, разворачиваясь к двери.
Глядя ему вслед, Поликарп Матвеевич усмехнулся:
— Если «есть» в смысле кушать, то это в первую очередь! И сам не забудь поужинать.
Оценив шутку начальника, капитан подхватил:
— Есть самому поесть!
Дождавшись, когда дверь за помощником закроется, полковник вернулся к записке Смирнова.
«…Нами также установлено, что собственной семьей Коротков обзавестись не успел. До войны он отбывал срок в Вятской исправительно-трудовой колонии как член семьи раскулаченных… — Федулов знал: лагерь этот, организованный в Верхнекамском районе Кировской области еще в 1931 году, был одним из крупнейших в системе Главного управления лагерями. Официально же его зарегистрировали в 1938‑м. — …Осенью сорокового года Коротков был отпущен на свободу, а в декабре сорок первого призван в ряды Красной армии… В марте 1942 года сдался гитлеровцам в плен и был переведен в город Проскуров, где записался в 5‑й Северо-Кавказский легион, назвавшись кубанским казаком. После участия в боевых действиях против советских войск его направили в Варшавскую школу разведки, где он изучал структуру Красной армии, ее руководящий состав, минно-подрывное дело, топографию, организацию агентурной сети…»
Лишь под утро Поликарп Матвеевич позволил себе ненадолго прилечь на видавший виды, потертый кожаный диван, жалобно застонавший старыми пружинами.
Работа в спецотделах особого Управления проводилась оперативно. Едва напольные часы старинной работы, в резном красного дерева футляре, звонкими замирающими ударами отбили десять утра, капитан Глазков положил на стол начальника доклад.
Ознакомившись с ним, Федулов узнал, что в городе Тамбов располагаются большие подземные склады с запасами оружия и боеприпасов, а также действуют несколько оборонных предприятий и объектов военного назначения. Заинтересовать гитлеровских шпионов мог и Воронеж.
Отложив доклад, офицер встал, с удовольствием потянулся, словно собирался достать головой потолок, и медленно зашагал по кабинету, привычно заложив руки за спину. От недосыпания немного кружилась голова. Вспомнив, что за весь прошлый день так ни разу и не позвонил родным, подошел к аппарату связи…
2
Лето уже уступило календарное право осени, но солнце все еще щедро дарило тепло всему живому на земле. В такое время целыми днями лежать мешком на скрипучей, до смерти надоевшей койке Сверчок находил кощунственным.
Заняв привычное место у окна, которое облюбовал сразу же, как только доктор разрешил ходить после операции, юноша открыл книгу, собираясь погрузиться в мир приключений героев Фенимора Купера. В госпитале была неплохая библиотечка, собранная городскими ребятишками для раненых. Заметив в окно резвящихся на дворе кошек, гонявших по двору голубей, он вложил закладку обратно и стал наблюдать. Словно подразнивая полосатых преследователей, птицы невысоко вспархивали и, отлетев от прежнего места на небольшое расстояние, снова садились на землю, торопливо подбирая хлебные крошки, которыми делились с ними находившиеся на излечении солдаты и офицеры. За высоким кирпичным забором шумел возвращавшийся к мирной жизни, посеревший от горя и разрухи городок, хранящий следы войны.
Услышав, как за спиной скрипнула несмазанными петлями дверь, юноша обернулся. В палату, кого-то разыскивая среди раненых, ступил молодой, гладко выбритый офицер в новой, еще не полинялой форме. Потеряв к незнакомцу интерес, Сверчок вернулся к кошкам и голубям.
— Так вот где доблестные партизаны отдыхают? — раздался вдруг позади него знакомый голос. Сверчок снова обернулся. Широко улыбаясь, в двух шагах от него стоял Виктор Вовк. — Не госпиталь, а сплошной курорт, понимаешь! Живи — не хочу!
Не сдержав эмоций и нарушая всякую субординацию, юноша бросился офицеру на грудь:
— Товарищ старший лейтенант! Как же вы меня нашли?
— Ну, во-первых, боец Цвирко, ты забыл, что мы разведчики, и узнать, где лежит мой боевой товарищ, дело плевое… А во-вторых, — уже капитан! — мягко пожурил он его за невнимательность.
Только сейчас Коля обратил внимание, что на погонах офицера красовалось по четыре маленькие звездочки…
Покинув здание госпиталя, они спустились во двор, решив прогуляться по дорожкам небольшого парка, окружавшего бывший санаторий.
— Признаться, встреть вас на улице, я бы не сразу узнал, — заметил Сверчок.
— Ясное дело. Ты же меня бритым и в форме никогда не видел.
— Да, а усы-то с бородой знатные были! — улыбнулся юноша. Рана давно затянулась, но нога все еще побаливала, из-за чего ему приходилось немного опираться на костыль.
— Думаю, скоро снова придется отращивать, — нахмурившись, загадочно произнес капитан.
Сверчок собирался расспросить, что означают его слова, но вовремя сдержался. Командир Чепраков учил своих бойцов не проявлять излишнее любопытство. «Офицеры сами решают, когда и что донести до подчиненных», — помнил он слова Федора Ивановича. Не стал юноша спрашивать и о судьбе их командира, опасаясь услышать печальную весть.
Наконец, оторвавшись от своих мыслей, в которые ненадолго погрузился, Виктор Вовк скосил взгляд на его костыль.
— Как нога, сильно болит?
— Практически нет, — соврал Сверчок.
— В таком случае, не надоело тебе матрац давить? Война, между прочим, еще не окончена.
Почувствовав некоторую укоризну в голосе офицера, Коля принялся оправдываться:
— Да я хоть сейчас, товарищ старший лей… ой, капитан! Только врачи не отпускают. Говорят, рана снова может открыться.
— Знаю, Коля, знаю. — Вовк положил руку ему на плечо. — Я разговаривал с твоим врачом. Доктор рассказывал, что в рану грязь попала. Медики, считай, тебя с того света вытащили.
— Грязь — это, наверное, когда мы с Матюшиным боролись. Здоровый бугай! Чуть не придушил меня.
— Ребята, когда узнали, что у тебя заражение крови началось, а это, брат, дело нешуточное, сразу стали пенициллин искать. В госпиталях его не хватает, а без него ты бы не выжил. У нас ведь своего пока мало, а союзнички, будь они неладны, не очень торопятся с поставками. Меня в это время как раз в Москву вызвали на доклад к одному высокопоставленному офицеру. Через него и раздобыл тебе лекарство.
— Так это значит я своим выздоровлением обязан вам? — Сверчок с благодарностью взглянул на офицера.
— Да брось ты! Все мы друг другу чем-то обязаны. Да! — вдруг спохватился Вовк. — Я же главное тебе не сказал! К тому времени, как меня с комиссаром Строжевским вызвали в Москву, наш отряд, как отдельную боевую единицу, расформировали. Можно сказать, списали в архив.
— Как? — Новость повергла Колю Цвирко в уныние. — А как же война? Сами же говорите — она еще не закончилась! Я думал, мы до Берлина дойдем, там и встретим победу.
— Встретим, Сверчок, обязательно встретим. Может, не там и не вместе, но встретим.
Последние слова офицера окончательно испортили настроение юноше.
— Не вместе? Я так надеялся с вами до Берлина дойти. И
