взрослую жизнь, и сегодня ты выбираешь себе и своей фамилии новое имя.
В зале на несколько мгновений повисла полная тишина, некоторые недоуменно переглядывались, раздались шелестящие перешептывания.
— Марк Юлий Цезарь Александр Саргон.
Лишь несколько человек в зале были в курсе планируемых перемен, так что по рядам присутствующих пробежал удивленных вздох. Тут никому ничего объяснять не нужно, всем сразу стало понятно — я не только имя меняю, но и фамилия сегодня возвращается к истокам. В зале раздались уже откровенные ахи и охи, многие были ошарашены происходящим.
Я едва заметно улыбнулся — нравится мне вот так людей удивлять. Неожиданно понял, что впервые за несколько дней не чувствую груза отстраненности от этого мира, преследовавшего меня постоянно после слияния со мглой. Видимо, живые эмоции сбивают, возвращая сознание и восприятие мира к норме.
Провожаемый многочисленными взглядами — среди которых не было безучастных, по-прежнему в сопровождении Кайсары, но теперь уже я вел ее, а не она меня, двинулся вдоль рядов статуй.
Мне сейчас нужно выбрать бога-покровителя фамилии. Вопрос серьезный, причем предполагалась такая же вилка, как и у Антохи недавно — если сразу при смене уклада фамилии выбрать одного из богов (и сопутствующих организаций) первого круга, то проблемы могут быть с остальными, обделенными вниманием. Но проблема эта для меня не была проблемой, да и над выбором я особо не думал. Так уж получилось, что на протяжении всей жизни огромную роль в моей судьбе играла удача. И сейчас я, миновав первый круг божеств, уверенно прошел ко второму — положив символические дары к подножию статуи Фортуны.
В отличие от перемены модели фамилии с матриархата на патриархат подобный выбор богини-покровительницы удивления никакого не вызвал. Выглядело пусть и не как желание обрести самостоятельность, для нашей фамилии невозможную, но как попытка не попасть под чужое и безоговорочное влияние сразу: Совет Богов первого круга излишне политизирован, а слово жрецов в Республике в некоторых аспектах весомее, чем слово сенаторов.
Я между тем уже обернулся и посмотрел на то, как над входом в зал упала невесомая ткань, до этого момента скрывавшая новый герб фамилии: золотой орел, который держит в лапах круглый щит с серебряной греческой буквой «Λ». Знак пришедший из древности, означающий греческий регион Лакония со столицей в городе Спарта. По низу щита девиз на латыни: «Fata viam invenient». Дословно если «судьба найдет дорогу», но перевести выражение можно и в варианте: «От судьбы не уйдешь».
От судьбы не уйдешь. Ну а если ушел — значит не судьба, — как повторял я всю свою сознательную жизнь фразу, услышанную еще в детстве. Вторая часть ее на девизе смотрелась бы насмешкой, да и громоздко получалось, поэтому в официальном варианте ограничился лишь первым предложением.
На моменте демонстрации герба мы вместе с Кайсарой — под звуки оркестра, двинулись на улицу. Здесь, коробками в парадном строю, выстроились солдаты фамилии. Слева Пятая бригада космодесанта, представленная четырьмя батальонами — со штандартом в виде черного щита с зеленой буквой «V»; справа Четвертый Скифский легион, со штандартом в виде двуглавого орла, который держит в лапах круглый щит с буквой «Λ», точь-в-точь как на гербе фамилии. В центре — когорты Пятого легиона Алауда, собранные под штандартом в виде стандартного римского орла и классическими красными сигнумами с золотой цифрой «V».
Перед строем группами расположились командиры. Большинство мне не знакомы — какие-то амбициозные патриции из небольших фамилий, которых Кайсаре помог найти лорд-протектор Варрон. Но вот некоторые лица узнаю: командир Пятой бригады — тот самый военный трибун, которого я волок по лестнице раненого, с развороченной челюстью; военный трибун Пятого легиона — Курт, человек со шрамом, солдатский командир. Справа от него мелькнули лица Димарко и Питера, стоящих в группе где-то в группе шлемов с поперечными гребнями; среди строя Скифского легиона тоже знакомое лицо — один из центурионов непривычно выглядит без бороды, но легионерам борода не положена, пришлось избавиться. Бывший сосед, который случайно убил меня сразу же, как только я появился в этом мире первый раз, довольно активно встал на путь карьерного роста.
Долго рассматривать и любоваться строем бойцов, за которым чувствовалась сила и мощь, не получилось — раздался командный крик, и сотни сжатых кулаков взметнулись вверх.
— Цезарь! Цезарь! Цезарь! — разнеслось над облачной цитаделью.
Недавно, когда в зале Совета Богов озвучили мое новое имя, удивились почти все присутствующие. Сейчас, удивился — очень мягко если говоря, я сам.
— Твоя идея? — негромко спросил я у Кайсары, говоря уголком рта.
Она не ответила. Лицо непроницаемо, ни единый мускул не дрогнул. Нет, не ее идея.
Понятно — Варрон организовал.
Бойцы продолжали скандировать, похоже им это нравилось — теперь не только я чувствовал силу и мощь. Единение в готовности изменить мир сейчас словно в воздухе разлито.
Очень странный день.
С одной стороны, я только что узнал, что могу стать императором, потому что одна из сторон не против уничтожить Республику. Вот ведь — полгода назад не мог подумать, что стану частью одного из старейших родов Римского Мира, а пару минут назад даже не предполагал, что меня могут выбрать как компромиссную фигуру на царствование. Как когда-то Петра, после названного «Великим», выбрали — он ведь, между прочим, изначально был младшим царем, сидя на двойном троне со своим старшим и не совсем дееспособным братом. Играл вроде тихо и незаметно в потешные полки на заднем дворе, пока уважаемые люди дела свои решали, а потом вдруг как начал боярам рубить всякое — и бороды тоже, в большинстве по самую шею.
При этом же я понимал, что для меня вероятность повторить подобное и взять ситуацию в свои руки иллюзорна. Я здесь как инструмент — такой же, как у Варрона и представляемой им группой элиты были не так давно приговоренные Кайсара и чуть позже Антоний, ставка на которого не сыграла, а мы заняли его с Октавией место. И скандирование «Цезарь, Цезарь» сейчас — это даже не декларация намерений, а скорее намек облеченным властью в Сенате и не только, по типу «а смотрите, как мы можем».
Чуть обернувшись я глянул на Антоху и Геллу, который вышли на крыльцо вместе с нами, стоя чуть сбоку-сзади. Антоха тоже, мягко говоря, крайне удивлен, а вот Гелла еще более расцвела — завидую, вот где счастье настоящее.
Кайсара, улыбаясь, помахала рукой и тронула меня, побуждая сделать то же самое. Ладонь у нее, кстати, ледяная, сама побледнела
