крови кусты, откусанною челюсть. Как же это мерзко! Но почему в тот момент, когда я становлюсь волком и сам начинаю творить зверство, я не чувствую стыда, не чувствую отвращения? Что со мной происходит?
Слава богу, что я не помню тот момент, когда убивал близняшек, ни в чем не повинных детей, как разорвал нутро их мамы, как убивал других людей там, в парке. Я уже не жилец на этом свете. Как только Куксакер найдет с моей помощью или без нее Выродка, я буду уже не нужен.
У меня есть козыри, но пока их лучше не использовать. Первый и главный козырь – я могу контролировать зверя внутри себя и помню все, что со мной было после превращений. Второй козырь – я приблизительно знаю, где находится секретная база ФБР, в которой держат других оборотней. И третий козырь – в кабинете шефа я спрятал серебряную пулю, которая может мне пригодиться.
Свет в клетке светил тусклым унылым светом. Сквозь закрытые глаза пробивался желтый туман. В какой-то момент этот туман стал красным. Нос почуял запах резины и металла. Я стал зверем. Я открыл глаза и начал принюхиваться к новым запахам, которые минуту назад не ощущал. Клетка была герметичным сооружением, но сквозь мельчайшие зазоры в двери я смог уловить аромат двух человек – мужчины и женщины, которые находились снаружи.
Это агенты – а кто же еще? Они рылись в моих вещах, что-то вынюхивали. Слюна, тугая и скользкая, потекла по моей челюсти. Я чувствовал ее всеми вновь отросшими волосками на своей морде. Мне хотелось только одного – убить этих агентов, разорвать их и насладиться их сердцами и глазами сполна.
От картины, которую я нарисовал у себя в голове, кровь забилась в висках. Я встал на четыре лапы и протяжно завыл. В этом вое, который шел из глубин моего нутра, я хотел передать людям за клеткой, что я их не боюсь и хочу их убить – и рано или поздно сделаю это.
Я выл долго и протяжно, как трубач играет на своей трубе, с импровизацией, с надрывом, упрямо. В какой-то момент мой чуткий нос почуял, что мужчина обмочился. У него началось обильное потоотделение. А женщина была не прошибаема моим воем. Но как же, ведь Куксакер говорил, что стены клетки звуконепроницаемы? А если вой услышат соседи?
Я перестал выть. Я чувствовал, как в нескольких метрах от меня бьются два сердца, два сладких сердца, одно из которых страшится встречи со мной. И даже серебряные пули, которые наверняка в избытке находятся в патронташе агента, не помогают включить голову и успокоится.
Через какое-то время агенты покинули дом. И наступила тишина. Полная тишина, только мое сердце ровно билось. Что же делать? Мне хотелось есть, мой организм требовал крови и пищи, но я ничего не мог ему дать.
Тогда я вспомнил одного белого медведя, которого я видел в зоопарке в Сан-Диего. Вольер был большой и просторный, но медведь все равно ходил по кругу на одном пяточке, наступая на свои же следы, которые проминались и становились все отчетливее и отчетливее. Со стороны могло показаться, что это ходит андроид из Бостон Дайнемикс, на которого натянули каркас и шкуру. Но я знал, что это живое существо, поэтому мне было грустно.
Что поделать, теперь я как тот медведь. И я начал ходить в своей квадратной клетке размером два на два метра по кругу, нарезая круги против часовой стрелки. Вот и я теперь в вашем сраном зоопарке, смотрите на меня, смейтесь.
Так прошла эта голодная ночь, за которой наступило голодное утро.
Глава 20. Тяжелый день и легкое решение
Утром я проснулся с тяжелой головой. Клетка была открыта. Я вышел из нее и огляделся. Что же вынюхивали агенты ночью, пока я сидел в заточении? Может подменили патроны на холостые. Я вынул с кобуры Кольт и проверил. По всей видимости патроны мои – хотя черт их знает, это же ФБР, могли и подменить на такие же по виду и цвету. Я взвел курок – боек был спилен.
Я швырнул пистолет на диван.
– Какого черта, Куксакер, ты охренел? – заорал я.
– Джерри Харисон, успокойтесь. С вами говорит оператор. Куксакер сейчас вне зоны доступа, – раздался голос из динамиков.
– Вы нахрена боек спили? – я схватил Беретту и увидел в стволе кусок железа, который был туда вколочен, – что же вы наделали, черти?
Такое ощущение, что Куксакер знал, что я затеваю что-то недоброе, поэтому сковывал мои возможности.
– Вы бы хоть у меня спросили, окаянные! Можно было сделать проще – спрятать. Зачем же портить? – сказал обиженно я.
Я кинулся к машине, отрыл багажник – и у меня сильней заболела голова. Две новые М4 были изуродованы, как будто по ним били кувалдой.
У меня было еще оружие дома в сейфе и на работе, но думаю, что и до него агенты добрались по указке Куксакера, будь он проклят.
Короче, утро не задалось. Я сел в свой гребаный Форд и поехал по пробкам в управление. Вот же твари, и главное, сказать никому нельзя! Такая несправедливость вывела меня из равновесия. Я даже почувствовал небывалые силы.
На полпути я развернулся и вырулил на шоссе, которое вело в тюрьму. Мне нужно было встретиться с Фредом Джонсоном и, наконец, закрыть вопрос с черным выродком.
Мой старый приятель Лесли Браун находился в больнице, поэтому его замещал помощник Френк Эпилгейл, ублюдочный молодой и достаточно наглый рыжий черт. Он зачесывал волосы назад и его парфюм напоминал по запаху одну из дешевых пшикалок для туалета. Однажды я ему сказал это – и он с тех пор затаил злобу.
Вот и теперь он решил отыграться сполна, пока его шеф лежит под капельницей.
– Привет, парень, – поприветствовал я зеленого недоумка, входя в его кабинет.
– Что тебе нужно? – Френк показал жестом на красное кресло напротив его дубового стола.
– Мне нужно увидеться с Фредом Джонсоном, он должен растолковать обстоятельства одного дела… Это важно, – сказал я.
– Какого дела? – спросил Френк. Он явно не хотел уступать мне.
– Да простого дела. Как ты знаешь, Бостонский душитель, которого я вчера нашел вместе с ФБР, оказался Фоксом, проклятым Фоксом. Так вот, я полагаю, что вдохновителем этих зверств является Фред Джонсон, – пояснил я.
– Ну что за бред! – Френк нажал на кнопку селектора, – Линда, посмотри по системе, посещал ли Фокс Фреда Джонсона. Пробей прямо сейчас по
