сломя голову. Вон, допрыгался, и чего, спрашивается, ты на него пьяного полез?
— А я должен был стоять и смотреть, как он вытаскивает Марту из машины скорой? Она же вся истекала кровью!
— Нет, разумеется, не передёргивай, — тётя Маша всплакнула и тяжело опустилась на диван, — я же за вас радею с Марточкой. Я же пыталась вас остановить, предупредить, — ведунья умолкла и смутилась.
— Погоди, ты ей что-то подсыпала в тот день? — я вспомнил, как Марта себя вела перед вечеринкой.
— Пришлось, да не вышло у меня старой ничего. Швабры эти, чтоб их, отняли мою силу. Или вас безудержно тянет друг к другу, что мои травы вам противостоять не могут.
— А, есть ли у тебя такие травы, чтобы Марта…кое-что вспомнила после аварии? — вырвалось у меня.
— Кое-что или кое-кого? Тебя что ль, Плутоний? — Марья Тимофеевна подмигнула мне и лукаво улыбнулась.
— Меня что ль. Люблю я её с первого дня знакомства, с пирожков с голубикой.
— А ежели я скажу, что вспомнила она тебя и зовёт, ты услышишь зов любимой? Отыщешь свою Марту сердцем?
— Я не волшебник. Я только учусь. Но ради тех, кого люблю, я способен на любые чудеса.
— Тогда дерзай, влюбленный чародей, — ведунья хитро прищурилась, рассекла воздух рукой в виде какого-то знака и удалилась. А я отчетливо услышал испуганный голос Марты: «Плутоний, родненький, где же ты? Почему ты снова отпустил меня?».
* * *
— Совсем не узнаёшь меня, любимая? — бывший старательно изображает из себя любящего мужа-страдальца. А мне безумно хочется вернуться в фойе за вазой и как грохнуть этой вазой по голове Леонида. Вот ведь удумал что-то, замыслил против меня. Только, что с меня теперь возьмёшь? Квартиру муженек у меня отнял…папину квартиру, которую он завещал мне и Платону в подарок на свадьбу. В итоге у меня ни квартиры, ни свадьбы, ни Платона, ни отца…ничего. Только хитрющий Липатов и хитрющая врачиха, что 17 лет назад меня пичкала чем-то и по вене что-то пускала, отчего моё сознание спуталось, и начались провалы в памяти. Мимолетно подумала, что, может, и забеременеть я не могу из-за тех экспериментов надо мной после аварии.
— Мужчина, кто вы такой? И почему у меня болит живот? — я страдальчески закатила глаза, опустила одеяло вниз и с трагизмом воззрилась на перевязку.
— Как же так, Изольда Генриховна? Почему она не помнит ме-ня, лю-би-мо-го мужа? — Лёня театрально зарыдал в голос, передавая слово врачихе.
Изольда Генриховна — статная дама, ухоженная, но явно немолодая, старше меня зрительно. У неё тёмно-серые, холодные глаза, тонкие, поджатые губы, русая, вьющаяся коса на плече. Она оценивает меня, словно на рентгене осматривает с ног до головы и, кажется, изнутри тоже. Её руки заправлены в карманы серо-голубого халата. И она…мне не верит, наши взгляды пересекаются, и мы обе пониманием, что я вспомнила, гораздо больше вспомнила, чем им с Леонидом бы хотелось.
— Здравствуй, Изи, — я чуть приподнимаюсь на койке и кряхчу, всё-таки рану тянет.
— Здравствуй, Ильинская. Узнала, — констатирует моя заклятая подруга юности, у которой я, как говорится, увела Лёню.
— Как узнала? Кого? Тебя? — бывший перестаёт играть и по полной выдаёт себя, подпрыгивая с койки, вытягиваясь в рост и переводя удивленный взгляд с меня на Изольду.
— Отомстила, как и обещала? — спрашиваю я, и мы обе грустно усмехаемся.
— Все вопросы к нему, — врачиха похлопывает Липатова по плечу и выходит из палаты.
— Изи, Изи, как ты можешь? — только и успевает крикнуть в след Изольде осевшим от страха голосом бывший.
— Что те-бе на-до от ме-ня, Липатов?! — мой голос ультразвуком разносится по палате, и Лёня зажимает уши, морщится.
— Не мне, Марта, — муженек виновато присаживается ко мне, — а Элине.
Я замечаю, как осунулся Леонид, да и волосы будто поредели, потускнели, под глазами сине-зелёные круги. «Не кормит она его что ли и гоняет в хвост и в гриву?», — не к месту приходит мысль, которая тут же сменяется другой, более здравой в данной ситуации.
— Господи ты Боже мой, Лёня, а этой то, что от меня надо? Плодитесь и размножайтесь на здоровье!
— У Элины какие-то проблемы с развитием плода, что-то там с эмбрионом. Я не знаю всех тонкостей и в подробности не вдаюсь. И Элина сказала, что, если ребёнок родится больным, она от него откажется и бросит меня.
— Сочувствую. Я тут каким боком?
— Твоя дочь могла бы стать донором.
— Липатов, может, Изи позовём назад, пусть осмотрит тебя? — я обалдеваю от несусветного бреда бывшего и устало закрываю глаза.
— У тебя родилась дочь…у нас с тобой родилась дочь. И мы с твоей мамой…подделали за тебя отказ от неё.
Глава 23
Распахиваю глаза. Выдыхаю, сдерживая порыв расплакаться. До того сильно меня вывел Липатов. Чувствую, что я на грани, и поток бранной речи вот-вот обрушится на бывшего. Щёки обжигают горячие слёзы, соль которых тут же неприятно ощущается на губах. Я облизываю губы, вытираю щёки краешком одеяла и смотрю вопросительно на него — жестокого палача моей судьбы. Задаюсь только одним вопросом: «Как ещё этот ирод мне навредил за 15 лет совместной жизни и до того?». Невольно вспоминаю Платона…наш с ним первый робкий поцелуй. Понимаю горестно, как мне безумно, до щемящей сердце боли не хватает его…любимого Плутония.
— Не помню, чтобы вы были близки когда-то с моей матерью, Леонид, — шиплю я, подавляя в себе неуемное желание подняться с койки и придушить бывшего собственными руками.
— Мы всегда ладили с твоей матерью, и это она мне помогала с тобой, — Лёня бегло отводит взгляд. Ооо, в его взгляде столько всего очевидного и мерзкого, что муженек может дальше не продолжать объяснять, я понимаю, что он мне скажет.
— И до чего вы доладили, Липатов? Угробили меня? Лишили любимого человека? Отняли ребёнка? Подожди, — я хватаюсь за голову, — сколько же вы меня держали беременной у Изольды? Вы же…не могли пичкать меня психотропными веществами и убивать ребёнка в утробе? — от последней мысли волосы дыбом встают на голове.
— Ты…поступила после аварии в состоянии, — Лёня мнётся, тянет время, подбирает слова и безумно злит этим меня, своей слабостью и неспособностью ответить за свои же гадские поступки, — ты начала рожать. Твой отец скончался на месте.
— Мог мне не напоминать про отца, Липатов, чтоб тебя по всем кругам ада затаскали черти, — вскрикиваю я, погружаясь в рыдания и темноту дремучих мыслей.
— К слову пришлось, извини.
— Засунь свои извинения, знаешь, куда?! — я резко встаю и ору от боли, что пронзает живот. — Зачем вы
