судить о человеке и деле по формальным признакам «отказался дать подписку» (между прочим, требование подписок считаю вредным и нецелесообразным) и т.п.
5. Ко всем свидетельским показаниям (хлопотам) относиться с полным вниманием.
Лучше в 1000 раз ошибиться в сторону либеральную, чем сослать неактивного в ссылку, откуда он сам вернется, наверное, активным, а его осуждение сразу будет мобилизовано против нас.
Ошибку всегда успеем исправить.
Высылку потому только, что он когда-то был меньшевиком, считаю вредным делом.
Прошу дать ход этой моей записке»[197].
Вопрос об административных высылках и выселениях рассматривался на заседаниях Политбюро 18 января, 13 и 29 декабря 1923 г., 6 марта 1924 г.
Чтобы избежать произвольного толкования и злоупотреблений в этой области, 28 марта 1924 г. Президиум ЦИК СССР принял «Положение о правах Объединенного Государственного политического управления в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь». Вынесение постановлений о высылке было возложено на Особое совещание в составе трех членов Коллегии ОГПУ по назначению председателя с обязательным участием прокурорского надзора»; особым совещаниям ГПУ союзных республик было предоставлено «исключительное право высылки лишь в пределах территории данной республики…». ОГПУ было обязано «руководствоваться тем, чтобы заключение в концентрационные лагеря применялось преимущественно только к категории лиц, причастных к контрреволюционной деятельности, шпионажу и бандитизму; во всех же остальных случаях это применение может производиться только при самых исключительных обстоятельствах. ОГПУ было поручено «разработать список местностей, куда будет производиться высылка, согласовав его с ЦИКами Союзных республик, и представить на утверждение Президиума ЦИК Союза ССР»[198].
При союзных республиках «право вынесения постановлений было дано таким же совещаниям в составе членов коллегий ГПУ при Союзной республике под председательством уполномоченного ОГПУ с представлением Особому совещанию при ОГПУ права пересмотра или изменения любого постановления особого совещания ГПУ при союзной республике».
Приказом Дзержинского от 12 июня 1924 г. объявлено, что «на основании ст. 2 Положения о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь, опубликованного в приказе ОГПУ № 172 от 2/V с.г., состав Особого Совещания определить: тт. Менжинский, Ягода, Бокий»[199].
Отметим, что все предварительные решения прорабатывались губисполкомами и губотделами ГПУ. Так, в январе 1922 г. выселены из Кронштадта семьи повстанцев, а в 1921—1922 гг. состоялось массовое выселение населения из районов, охваченных повстанческим движением, из приграничной полосы и другое[200]. На 3 июня 1924 г. число находившихся в административной ссылке составило 3064, из них политических – 1498; в местах заключения и в концлагерях – 3393, в том числе политических 458. На 1 мая 1924 г. были лишены права проживания в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону и пограничных губерниях 1485 человек[201].
4 ноября 1925 г. права ОГПУ в части административных высылок распространены на лиц без определенных занятий и на спекулянтов. Такая участь постигла в 1925 г. бывших помещиков. Им было предоставлено право переселения в районы, намеченные для колонизации, с наделением их землей «в пределах трудовой стоимости»[202].
Успешному проведению военных и чекистских операций в районах, охваченных повстанчеством и бандитизмом, а также уменьшению количества заключенных в лагерях и тюрьмах, ликвидации последствий Гражданской войны способствовали регулярно объявлявшиеся решениями высших и местных органов власти амнистии, как правило к знаменательным датам. Они свидетельствовали и о гуманности власти, вели к отрыву рядовых участников от руководителей восстаний и банд. Одним из первых решений ВЧК об амнистии был обсужден на президиуме 15 ноября 1918 г. после принятия IV Чрезвычайным Всероссийским съездом Советов об амнистии. Чекисты посчитали необходимым пополнить список тех, кто не подлежал освобождению. В него были включены: провокаторы, охранники, бывшие жандармы, полицейские, деятели черносотенных организаций, царские сановники, ведущие контрреволюционную агитацию попы, шпионы, лица, виновные в антисоветской агитации при исполнении ими служебных обязанностей, виновные в контрреволюционной агитации среди Красной армии, направленной к ее разложению или к возбуждению ее против советской власти; виновные в саботаже, направленном к расстройству продовольствия, транспорта, организации снабжения Красной армии, виновные в хранении без разрешения взрывчатых веществ, складов оружия и т.д.[203]
Данное решение не было отменено высшими органами власти.
Вопрос об амнистиях, прежде чем стать решением высших государственных органов, всесторонне обсуждался политическим руководством страны на уровне Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Он касался как отдельных групп граждан, так и конкретных лиц. В общей постановке этот вопрос был рассмотрен только в годы нэпа 16 августа 1923 г. О порядке проведения амнистии врангелевцев и савинковцев по предложению ЦК КП(б)У – 30 марта 1922 г.; об амнистии белой эмиграции – 20 апреля 1922 г.; о немедленном освобождении бывших басмачей, перешедших на сторону советской власти и сложивших оружие, – 6 ноября 1923 г.; о предоставлении персональной амнистии карельским беженцам, не успевшим зарегистрироваться до 1 мая 1924 г., – 16 марта 1925 г. и другие[204].
28 января 1921 г. Президиум ВЧК, обсудив вопрос «О лицах, содержащихся до конца Гражданской войны», решил поручить Апетеру «дать распоряжение по всем местам заключения о применении ко всем лицам, заключенным до конца Гражданской войны, амнистии, т.е. механически перевести на 5 лет лагеря»[205].
Следовательно, содержавшиеся в концлагерях десятки тысяч людей, подвергнутых превентивной изоляции, без какого-то состава преступления, а лишь за социальное положение, происхождение или родственные связи с противниками власти должны остаться в концлагерях еще на пять лет. Но это постановление не было выполнено.
3 ноября 1921 г. Президиум ВЦИК объявил полную амнистию всем рядовым участникам военных организаций Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина и Юденича, «в качестве рядовых солдат, путем обмана или насильно втянутых в борьбу против Советской власти… Предоставить им возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвращающимися на родину военнопленными.
3. Обязать НКИД, НКВД и ВЧК немедленно принять все необходимые меры к обеспечению за ними прав, даруемых им настоящим постановлением».
Амнистированным, как правило, давались твердые гарантии от возбуждения судебного преследования. Но в инструкции о проведении амнистии солдат белых армий было подчеркнуто, что «не пользуются амнистией: фельдфебели, подпрапорщики, прапорщики, подпоручики, корнеты, юнкера, участники кадетских отрядов, делопроизводители в гражданских и военных учреждениях белогвардейских армий (военные чиновники), а также соответствующие вышеперечисленные чины других видов войск»[206]. Амнистия также не распространялась на осужденных за бандитские преступления, за участие в белогвардейских заговорах, шпионаже и открытых вооруженных выступлениях, на служивших в карательных частях и на деятелей антибольшевистских партий.
Эти лица, не прощенные и преследуемые советской властью, оставались в рядах тех, кто сражался с ней с оружием в руках.
