всегда, с раннего поезда. Набрал в домофоне код. Гудки! Что с брательником? Бывало, что он с балкона седьмого этажа мне махал. Правда, давно. Скуксился? Наконец, впустили. И – в прихожей, где всегда меня встречал он… Наташка. Веселая!
– А где Игорек? Ушел уже? Надо же…
– Почему? Спит! – Наташка улыбалась.
– Как – спит?
В пять часов был всегда на ногах… и писал философские труды. Сказать про Игорька «спит», все равно что сказать…
– Заболел?
– Почему? Нет! – Наташка явно поддразнивала меня, чему-то радуясь.
– А как же… работа?
– Какая еще работа? Май хазбенд из бизнесмен!
– Как – бизнесмен?
– Как он говорит – «среднего звена»!
– И где же это «среднее звено» находится?
– По-моему – у него в голове! – Наташка захохотала.
Появился, весело щурясь, Игорек, затягивая халат поясом. Давно и в халате не видел его. Опять – сибарит?
– О-о! Уэлсон!
И так он давно меня не называл – только в молодости. Вторая жизнь?
– Ну что? Теперь ты у нас… торговец урюком?
Такие у нас были прежде шутки на подобные темы. Улыбнулся снисходительно, как младшему.
– Думаю, тут лучше подойдет слово «негоциант»!
– Не официант?!
– Слушай. Хватит уже! – отмахнулся благодушно.
«Вот так вот, – подумал я, – и начинается новая жизнь – с самопереоценки!»
– Значит, суда со специями спешат к гавани?
Такую трактовку одобрил. И даже кивнул, развалясь в кресле, не спеша ни в какую гавань… Давно не видел его таким.
– Пинечка (такое имя он Наташеньке подарил), исполни нам, пожалуйста, «Маккаллерс»!
Хозяин – барин.
– Еще кофе?
Ну просто праздник какой-то!
– Хватит.
– Ну? Ты готов?
– Даже волнуюсь.
Теперь он вел меня не на окраинную промзону, а в зону зарождающегося капитализма – на Арбат. И, чуть не дойдя до зоны роскоши, мы с ним спустились в уютный подвал – окна на тротуар, в которые струится свет.
– Ну, не все еще тут сделано… – хмурясь, как все хозяева, ждущие комплиментов, излагал он. – Тут будет бар с легкими напитками, тут – зона приватных переговоров…
Я ждал подмигивания – но все было всерьез. «Это раньше мы жили подмигиваниями, – говорил суровый его вид, – а теперь!..» И я подтянулся.
– Но это совсем уже новая жизнь! – заметил я.
И не промахнулся. Игорек просветлел и стал в тон обоям, точнее – белой бумаге, которой были обклеены стены. Экономно. А мебель исключительно черная. Фанатический приверженец стиля – я же говорю. Из «украшательства» – лишь две гравюры Бердслея чернели на белых стенах. Зато – каких! Чертовски элегантно! Но именно – чертовски. Не помню, кто кого приучил к Бердслею – я Игорька, или он меня? Оба порочны. Элегантность, свобода! Но до каких пределов? И – чтоб начинать новое дело с Бердслея? Я бы не советовал. Бердслей меня все-таки смущал. Конечно, тайно мы им любовались (смелое издательство уже выпустило том его работ)… Но здесь? В офисе? Не спугнет ли клиентуру? Ведь тут будут и женщины? Как им? Хотя и они были тоже изображены. Но как? Сюжет абсолютно классический: «Троянской войны не будет». Женщины, чтобы запретить мужчинам воевать, лишили их своих ласк и заперлись в крепости, и вот – те идут к ним на поклон, несколько перевозбужденные… чего и не скрывает художник. Но тема-то – пацифизм. Однако не все знают, что это такое. Народ, я вижу, в капитализм идет простой.
– Смело! – отметил я. – А не спугнет?
– Обывателя – да. Но это не мой клиент. Я собираюсь торговать здесь… изысканнейшими, – сложил пальцы клювиком, – раритетами! Твой друг Виктор готов их поставлять?
– М-м-м… Он, вообще-то, в запое. А капитализм и запой – вещи несовместимые! – И я преданно посмотрел Игорьку в глаза – мол, я ни-ни.
Раздался звонок. Он слушал, потом бровь его поползла вверх.
– Как?.. Гуано? Что такое гуано? – прикрыв трубку рукой (так тогда делали) спросил меня.
Не хотелось его огорчать.
– Ну… это видимо из Чили или Перу?
– Раритет?
– Ну-у… В общем-то, да. Засохший птичий помет.
Кивнул.
– Простите, вы из Чили? Из Кременчуга?
Он посмотрел на меня. Молча. Но трубку все же ладонью прикрыл.
Я помахал ладошкой: нет! Гуано из Кременчуга – не наш стиль.
– Удобрение для зимних садов? – глянул на меня.
– Проще завести кур! – подсказал я.
– Проще завести кур! – транслировал он.
Сработаемся! Кстати, не завести ли нам кур? Ведь свобода же полная!.. За нее и боролись.
– Ах, да! – Трубку с другого аппарата снял. – Ирма Викторовна? Что?!
Ее голос, кстати, был слышен и без телефона – где-то тут. Но не вполне разборчиво…
– Так вы не оформили бумаги на объект? Почему?.. Нет бумаги? Кошмар!
Покачал головой: с кем приходится работать! Повесил трубку.
– Ну ничего! Завтра приедет ее племянник из Гарварда… и научит работать… всех нас! – особенно строго почему-то глянул на меня.
Из маленькой дверки в стене вышла какая-то баба в линялом халате со шваброй.
– О! Уборщица! – восхитился я.
Он почему-то не прореагировал. Метя́, уборщица остановилась у Бердслея… и дерзко сказала шефу:
– Это – снял!
Смелая какая уборщица!
– Это не в вашей компетенции… Ирма Викторовна!
Чувствовалось – не хотел этого, но все же ее назвал.
– Занялись бы вы лучше бумагами!
– Про это я уже сказала тебе!
Ну просто «Свобода на баррикадах» Делакруа… и так же распахнута грудь!
– Тогда поезжайте на объект и приведите его в порядок! Через полтора часа мы приедем с Валерием Георгиевичем…
Я надменно ей кивнул.
– …с инспекцией.
Если он хапанул какой-то заводик, то я – пас! Не успеваем.
Она злобно зашла в свою каморку… и вышла в чем-то еще более затрапезном! Тот наряд, видимо, был у нее парадный. Ушла. Стало чуть легче.
Игорь Иваныч полистал папку. Отложил.
– Да-а. Цемент нам не грозит.
Так же, видимо, как и все остальное.
Объект. Автобус с надписью «Агитационный», нарисованной, как ни странно, не на красной, а на зеленой полосе вдоль корпуса. Судя по стилю, он был создан для агитации за социализм (хотя в основе, возможно, американская модель). Социализму он отслужил, видимо, исправно – но вдруг неожиданно перевербован капиталистами. Агитировать за капитализм. Облик у него, прямо сказать, не цветущий – материальная часть, понял я, при капитализме существенна. Просто высунуть в окошко лысую башку и, размахивая кепкой, уговаривать за капитализм, как когда-то агитировали за социализм, не прокатит. Так для чего же куплен автобус? Для продажи чего? Не вижу наживы! Единственное, что тут можно было бы продать – Ирму Викторовну. Но за эту попытку, боюсь – мокрой тряпкой нам по лицу, которой Ирма Викторовна,