Но сделанного не воротишь назад.
— Где Элис, — спрашиваю я снова.
— Море забрало ее. Поиски не увенчались успехом, все, кого мы нашли, те, что вы видели в зале. Остальные сгинули навеки.
От ее слов в душе моей что-то болезненно сжимается. Я летел сюда, чтобы увидеть ее. Посмотреть ей в глаза. Возможно объяснить ей, что я не желал ей зла. Объяснить, что так будет лучше для всех. Я хотел предложить ей вернуться, если она захочет. Конечно, не в качестве моей жены, разумеется, это невозможно. Но я бы подыскал для нее тайное место, где мог бы навещать ее…
Я более не обращая внимания на настоятельницу, хнычащую и вжавшуюся в угол, выхожу из комнаты, испытывая странное чувство пустоты., Неужели моя Элис мертва?
Одна мысль об этом сдавливает все внутри. Нет… Этого не может быть.
Слепая ярость уступает место бессильной злобе. Все, чего мне теперь хочется — разнести это место в щепки вместе со всеми его обитателями. Древние стены крепости словно смеются надо мной, потешаясь над моим бессилием что-либо изменить.
Бедная моя Элис. Как несправедлива обошлась с ней судьба. Как жестоко поступили с ней эти безумные фанатики. Если бы я только знал, что так получится, я бы не слушал Даррена, и отправил ее туда, куда и собирался изначально.
Укол сожаления разрастается в груди до рваной раны и начинает болезненно саднить. Что если бы я прибыл сюда немного раньше? Что если бы Даррен не возился так долго с кровоедом? Проклятый старый дурак слишком долго искал его, и вот результат.
— Князь, добрый день, — из мрачных раздумий меня выдирает незнакомый мужской голос. — Инквизитор Блэйк, к вашим услугам. Я бы хотел…
Я перевожу взгляд на говорящего и вижу инквизитора. Так вот он, их сообщник. Вот кого нужно благодарить за смерть моей жены.
— С дороги, — говорю я холодно и решаю убить выскочку, если он не уберется с моего пути. Конечно, будут проблемы с инквизицией, за убийство одного из них могут и привлечь к суду, придется расхлебывать последствия, но видит драконий бог, что я на последнем пределе и с удовольствием и наслаждением утолю злобу дракона, разбив самодовольную сытую рожу этого провинциального душегуба о камни. А с последствиями разберусь позже.
На свое счастье инквизитор в последнее мгновение отходит в сторону, хотя я был уверен, что он не успеет. Слишком ловкий для человека.
— Всего доброго, князь, — летит мне в спину его насмешливый голос. — Рад был с вами познакомиться.
Проклятый уродец….
Я вырываюсь на улицу из сырых стен монастыря, не обращая внимания на разбегающихся в стороны монашек, и выхожу к морю.
Бездонная пучина безразлично плещет волнами о скалы, навевая на сердце тягучую тоску. Элис была где-то здесь, совсем недавно была здесь. А я не успел увидеть ее. Что если ее где-то выбросила на скалы? Что если я найду ее? Что если они проглядели и не нашли, а я найду?
Прошло уже несколько часов. Она мертва. Совершенно точно мертва. Люди слабы.
Взмываю в небо отчаянной стрелой, давая волю дракону и чувствую, как мое тело снова сгорает, принося мне нестерпимую боль. Я кричу, одновременно от боли и от чувства утраты.
Ее нет… Ее больше нет…
Я лечу низко над морем, пролетая сквозь брызги соленых волн, тут же вскипающие при соприкосновении с моим раскаленным внутренним огнем телом. Крылья бьют кончиками о воду.
Я приближаюсь к деревянному судну на веслах, отмечая застывшие в ужасе лица экипажа, и едва не сшибаю его хвостом, сделав вираж в последний момент.
Нужно возвращаться домой.
Время не ждет. Элис больше нет и нужно двигаться дальше, как больно бы ни было переживать ее утрату.
Меня ждет отбор, медлить больше нельзя.
33
Элис
— Элис? Это ты? А где этот, этот урод с каплями на груди? — спрашивает Клем едва открыв глаза. Она озирается по сторонам и пытается встать на ноги, как будто ожидая удара.
— Инквизитор? Ушел, — говорю, выдыхая с облегчением от того, что подруга, наконец, после нескольких минут моих тщетных попыток привести ее в сознание, очнулась.
Она садится и мотает головой.
— Что он сделал со мной? Как будто свечку погасили. Ужас какой… Ручищи у него, как стальные тиски.
— Перекрыл приток крови к мозгу. Они владеют такими вещами, их учат в академии. Лучше инквизиторов никто не знает анатомию человека. Они режут мертвецов, чтобы изучать, как устроены люди внутри.
— Какая гадость, — с отвращением говорит Клем и суеверно плюет в сторону. — А еще нас ведьмами обозвал, ерзавец.
— Возможно, он не далек от истины, — говорю я, почесывая угольно-черную шерсть волка, который вернулся тут же, с поджатым хвостом, виновато поскуливая, когда инквизитор убрался.
— Что будем делать? — спрашивает Клем. — Нам нужно раздобыть еду и одежду получше, если мы хотим топать пешком до ближайшего города. В этих обносках мы далеко не уйдем, а у меня даже нет обуви. Я думаю, что нам стоит пойти в деревню и попробовать стащить что-то у местных. Я узнала…
— Не пойдем мы в деревню, — говорю я.
— А что ты хочешь делать? Сидеть тут и ждать, когда этот урод вернется?
— Нет, — говорю я спокойно. — Мы пойдем к дороге, там нас будет ждать экипаж.
— Ничего не понимаю.
— Мы поедем с инквизитором.
— Что? — от неожиданности этих слов, Клем вскакивает на ноги и начинает мотать головой. — Тебя похоже приложили головой об эту сосну, подруга, не иначе, или ты переохладилась.
— Он предложил помощь, — говорю я. — Сказал, что обеспечит безопасность в обмен на определенные услуги.
— Услуги?
— Прислуживать его приятелям из инквизиции. Похоже, он отбирает самых красивых девушек и забирает в инквизицию для своих нужд. Он сказал, что если мы пойдем с ним, то ни в чем не будем нуждаться.
Клем смотрит на меня недоуменным взглядом, а потом, вдруг, начинает смеяться. Она хлопает рукой по коре сосны и пытается сдерживаться, но у нее это плохо выходит.
Волк смотрит на Клем с удивлением и недоверием, потом переводит взгляд на меня. Чего это, мол, она смеется? Над чем тут смеяться?
— Прости, Элис, но это просто уморительно. Я прошла весь этот путь, чуть не умерла два раза, и все для того, чтобы снова стать шлюхой. Если бы я рассказала эту историю кому-нибудь, никто бы мне не поверил. Это просто шутка. Ничего смешнее в жизни не слышала.
Наконец, она перестает смеяться и серьезно смотрит на меня.
— Ну хорошо, я-то знаю эту жизнь и
