осознающая, что я стою прямо перед ней, расстегивает платье и скидывает его с одного плеча. К моему великому сожалению, мне приходится ее остановить.
– Эй, Динь. Давай я…
Она позволяет ткани соскользнуть на пол, предоставляя моему взору пару идеальных округлых грудей и крошечные, мало что прикрывающие черные трусики. Мой член тут же приходит в действие и, едва подавив стон, я немедленно отвожу взгляд. Но пусть я смотрел на нее всего долю секунды, эта картина навсегда отпечаталась в моем мозгу. Вздернутые розовые соски, набухшие и умоляющие о прикосновении, изгиб талии, переходящий в округлость бедер, и лобок, видимый сквозь тонкую ткань нижнего белья.
В любой другой ситуации я бы не устоял перед таким искушением. Теперь же это граничит с пыткой.
– Что в этом такого? – в ее голосе слышится игривость. – Ты же все это уже видел.
Не стоит напоминать. Я всего-то проигрываю эту сцену по тысяче раз на дню.
– Ты же не стал надевать футболку, – добавляет она. – Учитывая, насколько здесь жарко, одеваться вообще не обязательно.
– В таком случае, – выдавливаю я напряженно, – может, нам обоим стоит надеть футболки?
Открываю шкаф, чтобы отыскать поношенную черную футболку, и протягиваю ее Серафине. Пусть вещица немного выцвела, но зато она без дыр и мягче остальных. Кто знает, может, я представлял Серу в этой футболке. Пусть и при совсем других обстоятельствах. После этого я выбираю футболку для себя. Думаю, все по-честному.
Серафина неторопливо натягивает мою футболку, пока я собираю в кулак остатки самоконтроля, чтобы не смотреть в ее сторону. Но даже когда она одета, мне не становится легче. Ведь в моей футболке Сера выглядит так же сексуально, как и голой. Темная ткань, доходящая до середин бедра, идеально облегает ее тело.
Я вновь чувствую напряжение, когда Серафина подходит к кровати. Похоже, мой член не получил записку о том, что секс ему сегодня не светит, и это его крайне огорчает.
Откинув одеяла, я устраиваюсь так, чтобы оставить место для Серафины. Она подползает и обвивается вокруг моего туловища, словно коала. То, насколько сильно она нуждается в контакте, заставляет меня в очередной раз порадоваться, что сейчас она не с Робом. Я не стану пользоваться положением, но о нем такого сказать точно нельзя.
– Ты хорошо пахнешь, – вздыхает она, прижимаясь щекой к моей груди. – Ты всегда вкусно пахнешь.
Она сама пахнет так, что ее хочется съесть, но я не могу сказать об этом вслух.
Неожиданно я осознаю, что не знаю, куда деть руки. Даже когда мы прижимаемся друг к другу, я стараюсь проявлять уважение. Не прикасаться к ней совсем кажется странным, но слишком долгое касание наводит на мысль, что я все же извлекаю выгоду из ситуации. Кроме того, это дает моему оптимистично настроенному члену ложную надежду. В конце концов, одной рукой я обнимаю Серу за плечо, а другую просто опускаю вдоль тела.
– Можешь приласкать меня? Погладить по волосам, например? – тихо спрашивает Серафина.
Она неприлично милая, даже под кайфом.
Убирая шелковистые пряди с ее лба, я провожу пальцами по золотисто-розовым волнам. Она, устраиваясь поудобнее, издает что-то среднее между вздохом и стоном. Полными грудями она прижимается к моему боку, переплетает гладкие ноги с моими. Такое положение совсем не помогает мне бороться с влечением, которое я к ней испытываю. То же самое, что бороться с гравитацией.
– Мне уже намного лучше, – вздыхает Серафина.
– Рад слышать, Динь.
– У тебя болят руки от хоккея? Мой отец всегда имел проблемы с запястьями.
Серафина берет мою свободную руку и, прижав большой палец к ладони, начинает массировать ее, вырисовывая маленькие круги. Из моего горла вырывается стон благодарности. Это я должен заботиться о Сере, но прикосновение невероятно расслабляет.
– Все болит. Это само собой разумеющееся.
– Спорим, я могу сделать так, что ты почувствуешь себя лучше, – хмыкает она.
– Уверен в этом, – усмехаюсь я.
Мы лежим в тускло освещенной комнате, пока Серафина рассказывает мне о первом курсе в Аризоне, а я по ее просьбе поглаживаю ее руки. Она задает мне различные вопросы о том, каково это – быть вратарем. Вроде того, как мне хватает смелости броситься навстречу шайбе, что летит со скоростью восемьдесят-девяносто миль в час. Сложно ответить, потому что я и сам не уверен, как.
Кажется, проходит всего несколько минут, но, когда я бросаю взгляд на часы, оказывается, что мы болтаем целый час. Прижимайся ко мне кто-то другой, я бы уже страдал от приступа клаустрофобии. Черт, да будь на ее месте кто-то другой, я бы вообще не стал задерживаться. Просто убедился бы, что никто не умирает и оставил бы заботиться о себе самостоятельно. Может, принес бы бутылку воды, прежде чем уйти.
Но проблема в том, что это Серафина.
Ее голос становится сонным, и она отвечает мне все медленнее. Когда я уже думаю, что она уснула, Сера выдает:
– Вопрос двадцать два: почему ты ни с кем не встречаешься, Аид?
В голове рождается целый список причин. И конечно же, все они связаны с хоккеем.
Многие факторы от меня не зависят: например, хорошо ли справляется наша защита и насколько эффективной оказывается тактика противника. Но я могу контролировать прилагаемые мной усилия и степень подготовки. Невозможно сосредоточиться на этом, когда в уравнении появляются новые переменные. Я же не могу разорваться.
Не говоря уже о том, что отношения рискуют подорвать мою сосредоточенность. Игра в воротах – одна из самых сложных с психологической точки зрения позиций. В любом виде спорта. Поэтому у меня нет времени возиться с дополнительным стрессом. Если Чейз сделает плохую передачу, а Даллас пропустит удар, люди даже не заметят, но мою ошибку отметит каждый.
Я прочищаю горло.
– Я слишком занят для этого.
– Ну, не знаю, – зевает Серафина. – Может, свет твоего такси еще не загорелся.
Я понятия не имею, что это значит, но с удовольствием бы слушал ее болтовню ночь напролет.
Глава 15
В узде
Серафина
После ночи, что я провела с Тайлером, при этом не получив оргазма, моя электрическая зубная щетка выглядит соблазнительнее, чем следовало бы.
Отгоняя эту мысль, я перегибаюсь через раковину, чтобы рассмотреть свое лицо в зеркале. Я выгляжу не так плохо, как ожидала. Не на сто процентов, но не как та, что натворила глупостей на вечеринке и в итоге пряталась в уборной.
Последствия прошлой ночи становятся более очевидными, когда я приступаю к уходу за кожей.
