class="p1">– Так положено, – объяснила она лаконично.
Я присела на корточки и стала расшнуровывать кроссовки.
После того как у меня взяли отпечатки пальцев, руки толком я помыть не успела, и теперь на шнурках осталась синяя краска.
– Раздевайся! – приказала женщина.
– Зачем? – ужаснулась я.
– Кому говорят? – свела она брови у переносицы.
– Совсем?
– А что, еще и не совсем бывает?
Я стала расстегивать куртку.
– Живее! – торопил этот монстр.
Вскоре я осталась в одних трусиках.
– Приспусти, – потребовала женщина.
– Зачем? – прохныкала я, но подчинилась.
– Присядь! – приказала она и стала прощупывать швы на джинсах. Я увидела, что руки женщины в резиновых перчатках.
Я выполнила команду и снова выпрямилась.
– Одевайся! – приказала женщина и всучила мне одежду обратно.
Я торопливо натянула штаны без ремешка, кроссовки без шнурков и блузку.
После всего мне выдали свернутый матрац, от которого пахло чем-то залежалым и кислым, и повели по коридору с множеством дверей по обе стороны. Я поняла, что это камеры. Было тихо.
– Стоять! – негромко приказала женщина. – Лицом к стене!
Я замешкалась, не зная, в какую сторону повернуться.
– Чего суетишься? – спросила она насмешливо. – Первый раз?
– Да.
Конвоир погремела ключами и щелкнула задвижкой.
– Заходи! – велела она.
Я заглянула внутрь. К моему удивлению, в камере никого не было.
– А где…
– Кто? – вытаращилась в ответ женщина. – Мама, что ли?
– Я одна буду сидеть?
– А ты хотела с мужиком? – продолжала веселиться она.
Я прошла в камеру и, услышав грохот захлопнувшейся двери, вздрогнула. Потом, немного уняв колотившееся сердце, огляделась. Две кровати в углу без всякой ширмы, унитаз, у стены небольшой столик и шкафчик без дверцы. Она попросту была не предусмотрена конструкцией.
Я бросила матрац на топчан, села на него. Из глаз тут же брызнули слезы, и я, заскулив, закрыла их…
… – Чего орешь, сучка? – спросила Наташка.
Она сидела напротив в одной юбке. «Ей холодно», – подумала я, а вслух спросила:
– Тебя за что сюда?
– Ты что, дура? – сказала она. – Я умерла, меня не посадят.
– Не ври, я же тебя вижу.
– Но это только ты…
– Расскажи следователю, что ты жива! – взмолилась я. – Ведь меня ни за что хотят посадить!
– Никто тебя не посадит, – заверила Наташка.
От того, как проникновенно она это сказала, я вдруг успокоилась.
Наташка тем временем достала помидор и стала его есть. Я смотрела, как по ее подбородку течет красный сок, и размышляла, откуда у подруги такая уверенность. Может, все от того, что на том свете люди становятся ближе к Богу и в курсе всех происходящих на земле событий.
– Почему? – не удержавшись, спросила я, когда Наташка закончила есть помидор и достала яблоко.
– Ты тоже умрешь.
– Я не умру! – в ужасе выкрикнула я.
– Все умирают, – произнесла она обыденным голосом. – Я же умерла.
– Но почему?
– Что?
– Почему ты умерла?
– Тебе же сказали, меня убили.
– Кто?
– Ты!
Наташка вдруг стала увеличиваться в размерах, и я открыла глаза от собственного крика.
Тут дверь открылась, в камеру вошла все та же женщина-надсмотрщик, держа в руке совок и щетку без ручки.
– Подъем! – проговорила она сонно. – Сейчас заправляем шконку и наводим порядок. После – завтрак.
– Шконку? – переспросила я.
– Это так кровать здесь называется! – объяснила она.
– Скажите, – начала было я, но она строго нахмурила брови и сказала:
– Нам нельзя с вами говорить.
– Я новенькая и ничего не знаю! – пропищала я. – Мне страшно…
– Привыкнешь, – успокоила она и вышла.
Я тронула носком кроссовки щетку и поежилась. Мне не хотелось брать в руки эту грязь.
«А зачем подметать? – осенило меня. – Ведь здесь и так чисто!»
Я встала, поддела ногой совок и оттолкнула к дверям. Потом то же самое проделала со щеткой. Довольная собой, села на одеяло и вдруг вздрогнула от грохота. Дверь снова распахнулась, и на пороге возникли двое – мужчина в синей форме и с погонами и какая-то женщина.
– Майор юстиции Хамов, – представился мужчина и скучно поинтересовался: – Претензии к условиям содержания есть?
Я растерялась. Если бы знала, все бы в голове разложила по полочкам. Конечно, есть. Их так много, что лучше бы дядечка сел и приготовился слушать. Ведь мне надо собраться с мыслями и начать перечислять с самого начала и по порядку. Хотя бы с того места, как Наташка упала и поранила руку. Нет, надо еще раньше начать. Ведь ему наверняка интересно, из-за чего между нами вспыхнула ссора.
– Жалобы на здоровье есть? – спросила женщина.
Я молчала, лишь тупо посмотрела на нее.
– Прекрасно! – Хамов облегченно вздохнул и вышел. Следом выскользнула женщина. Двери с грохотом закрылись.
Я сидела и тупо смотрела перед собой, пытаясь понять, что все это значит. В какой-то момент мелькнула мысль, что этот визит мне тоже приснился. В том, что мой воспаленный мозг не перестает творить чудеса, я уже убедилась. Это же надо, вчера не заметила, как уснула, и на полном серьезе считала, что Наташка действительно сидит напротив.
Снова что-то загрохотало. Я повернула голову и увидела, как в двери откинулось окошко и стало подставкой, на которой появились миска и кружка.
– Приятного аппетита! – пожелали из-за двери мальчишеским голосом.
– Господи, он что, издевается? – прошептала я и, поднявшись, скорее из любопытства, подошла к «кормушке». К моему удивлению, в миске были макароны и котлета.
– Забирай, – поторопили из-за двери. – Чего смотришь?
– Я не хочу.
– Хочешь не хочешь, а с «кормушки» все убрать надо, – изрек с назиданием паренек в белой рубашке.
Я взяла миску, кружку с какой-то ржавой водой и перенесла на столик. Окошко закрылось. Я есть не стала, лишь понюхала котлету и снова легла поверх одеяла.
Мысли путались и вязли в какой-то усталости, наполнившей череп. Снова появилась Наташка и снова ела помидор.
– Ты мне снишься, – сказала я ей, не открывая глаз.
Но на этот раз я мало волновала подругу. Она была занята поеданием овощей и фруктов. Когда исчез помидор, в руке появился банан…
– Подъем!
У меня все внутри оборвалось. Неведомая сила подняла меня со шконки и перевела в вертикальное положение. Однако ноги от долгого нахождения в одном положении онемели. Я не почувствовала под собой опоры и полетела обратно на шконку.
– Тихо! – схватила меня под руки женщина-надсмотрщик.
В камеру вошли следователь Максимович, который накануне допрашивал меня, и еще один мужчина. На нем была точно такая же форма, как и на Хамове, только звездочек больше.
– Подполковник юстиции Косыгин, – представился он и попросил: – Назовите, пожалуйста, свое имя и фамилию…
– Никитина Марта Александровна, – представилась я, ощутив, как по стенкам сосудов и вен несутся полчища мурашей с железными лапками.
– Вы готовы говорить? – спросил он, внимательно глядя мне в глаза.
– Да, – подтвердила я.
– В соответствии с действующим законодательством меру пресечения вам назначает суд, – начал объяснять Косыгин таким строгим официальным тоном, что у меня во рту пересохло, а ноги затряслись. – Для прохождения этой процедуры мне необходимо задать вам несколько вопросов. Кстати! – Он посмотрел на следователя и спросил: – Где адвокат?
– Она считает себя невиновной и в категоричной форме отказалась от защитника, – отрапортовал Максимович, отчего я сделала вывод, что подполковник юстиции важная «шишка» и будет играть большую роль в моей дальнейшей судьбе.
– Некоторые граждане, наоборот, требуют адвоката, считая, что его присутствие и высказанные аргументы смогут повлиять на решение судьи, – изрек Косыгин.
– Я знаю, – подтвердил следователь.
– Может, гражданка Никитина не так проста, как желает казаться? – предположил Косыгин.
Я ровным счетом ничего не понимала, но мне не давал покоя приходивший чуть раньше Хамов.
«Неужели
