заводя машину.
В отличие от широкой и многолюдной Купеческой улицы переулок оказался довольно узким – только-только для проезда телеги или автомобиля – и безлюдным. Остановившись у невзрачного подъезда трехэтажного кирпичного дома, шофер снял фуражку, накинул на себя грубый брезентовый плащ и только после этого вышел в переулок. Баташов проделал то же самое, только плащ его был побогаче, купеческого покроя. Достав из багажника авто желтый кожаный чемодан и коричневый портфель, Семен в ожидании генерала замер у двери, которую Баташов не торопясь открыл своим ключом. Хозяин доходного дома, зная, что новый жилец купеческого сословия и большую часть времени находится в разъездах, его личностью особо не интересовался, тем паче, что тот оплатил за жилье сразу за год вперед. Такое положение дел во многом удовлетворяло требование контрразведчика к конспиративной квартире. Особенно его устраивал вход не с парадной, а с заднего двора, где он мог незаметно для швейцара входить и выходить, а при необходимости и принимать у себя наиболее ценных агентов.
Проследив в окно за отъезжающим экипажем, Баташов огляделся. Все в просторной двухкомнатной квартире, заставленной новой мебелью, выглядело на первый взгляд достойно, и даже несколько роскошно, но только по купеческим меркам. Тяжелые, непроницаемые для света портьеры на окнах, фривольные купидоны по углам и просторная кровать под балдахином в спальне, мраморные слоники на полнотелом комоде красного дерева и модные репродукции картин экспрессионистов, все это говорило о том, что хозяин – человек среднего достатка, не меценат и любитель всего современного. По натертым полам и зеркальному блеску мебели было видно, что квартира не оставалась без пригляда. Только затхлость помещения, свойственная заброшенному жилью, и полумрак, навевавшие непомерную скуку и лень, вызвали у Баташова болезненное раздражение. Чтобы покончить с этим, он тут же, не раздеваясь, раздвинул шторы и раскрыл все окна. Вскоре квартира наполнилась живым, просоленным морским бризом, все вокруг засветилось, заблистало и ожило, словно от зимней спячки.
Баташов глубоко, до головокружения, надышавшись морским воздухом, сразу же почувствовал необычную легкость во всем теле и жгучее желание заняться делом. Прежде всего, он, аккуратно сложив в чемодан мундир, переоделся в светлую, атласную косоворотку, серый шерстяной жилет и серый же сюртук из блестящей шерстяной ткани, обшитый по вороту, отворотам, бортам и обшлагам тоненькой шелковой тесьмой. Широкие, словно шаровары, серые суконные брюки заправил в хромовые сапоги, предварительно вычищенные денщиком до зеркального блеска. В пальто черного драпа и черной каракулевой шапке «гоголем» он сразу же преобразился и выглядел настоящим купчиком. В таком виде Баташов спустился к домовладельцу и с ходу предупредил его, что прибыл издалека и хочет хорошенько отдохнуть. Попросил, чтобы в ближайшее время его не беспокоили. Закончив формальности, он чинно вышел через парадную на улицу и сразу же растворился среди таких же неприметных приказных, купцов и купчиков, снующих вдоль и поперек улицы по своим беспокойным делам.
Наметанным взглядом разведчика Баташов сразу же отметил про себя, что в отличие от прошлого его приезда в Либаву город был до отказа забит приезжими, которые, спасаясь от войны, заполонили собой всю прифронтовую полосу. Этот факт уже продолжительное время беспокоил Баташова, который прекрасно понимал, что среди беженцев непременно есть и немецкие шпионы, готовые не только информировать своих хозяев о перемещении и состоянии войск, но и совершать диверсии. На его памяти уже были несколько попыток подрыва мостов через Вислу и только своевременное предупреждение агента да бдительность охраны, своевременно обезвредившей диверсантов, пока что спасали отступающие войска от полного окружения. Он прекрасно понимал, что теперь в тылу Северо-Западного фронта под постоянной угрозой уничтожения были и мосты через Буг и Неман, другие стратегические объекты.
Чтобы обеспечить надежную безопасность прифронтовой полосы, Баташов разработал свою систему обнаружения шпионов и их пособников. Для этого он разбил всю прифронтовую полосу на четыре главных района, в каждом из которых планировал создать по двадцать полицейских участков. Полицейский участок в среднем охватывал 50 квадратных километров. В свою очередь, в зависимости от состава населения и наличия стратегических объектов, полицейский участок разбивался на восемь или десять подрайонов. Таким образом, вся прифронтовая полоса была разделена на девятьсот подрайонов, каждый из которых охватывал примерно пять квадратных километров. Подрайон из 3–5 тысяч человек должны были контролировать специально выделенные из состава жандармского управления чины, которым давалось право привлекать к контрольной работе глав городских, волостных и сельских управ, приходских священников и старост поселений. Каждый подрайон, кроме того, подразделялся на три зоны, шедшие одна за другой параллельно линии фронта: передовая, средняя и тыловая. Особенно тщательно необходимо было контролировать передовую, прифронтовую зону.
Конечно, при такой системе пришлось бы тратить массу бумаги, заводить десятки тысяч личных дел, напрасно следить за тысячами людей, вызвавших подозрения, составлять бесконечные «черные списки», но, в конечном счете, игра стоила свеч – у неприятельского агента было мало шансов оставаться долгое время незамеченным. Преимущества этой системы ясны, как дважды два – четыре. Но только не для генерал-квартирмейстера Бонч-Бруевича, которому Баташов после долгих колебаний все-таки решил представить свой проект обеспечения безопасности прифронтовой полосы Северо-Западного фронта.
Реакция генерал-квартирмейстера была предсказуемой.
– Вы что хотите поссорить меня с Маклаковым? – возмутился он, ознакомившись с документом. – Да вы представляете, сколько для этих целей людей и денег понадобится? Тем более, что этот вопрос решается намного проще, чем предлагаете вы. Верховный главнокомандующий требует для обеспечения безопасности в прифронтовой полосе прежде всего выселить евреев и немецких колонистов в глубокий тыл…
– Но вы же сами прекрасно знаете, что выселение всех подозрительных личностей из прифронтовой полосы малоэффективно. Ведь попытки немецких диверсантов взорвать мосты через Вислу происходили именно в тех местечках, откуда были выдворены местечковые евреи…
– Я не хочу с вами спорить. Скажу свое окончательное мнение: Министерство внутренних дел и особенно Отдельный корпус жандармов будут категорически возражать против внедрения вашего прожекта! Да и Ставка нас не поддержит!
Как ни пытался Баташов защитить свой проект, но все его, даже самые веские доводы, разбивались о гранитную стену чиновничьей недальновидности и равнодушия.
«Да, Бонч-Бруевич за последнее время сильно изменился и не в лучшую сторону, – с сожалением подумал контрразведчик о своем прежнем начальнике. – Впрочем, и нынешний не лучше», – заключил он с горечью.
Былое постоянно напоминало о себе, но надо было жить настоящим, и Баташов, настраиваясь на предстоящее свидание со своим агентом, замедлил шаг. Ему необходимо было время, для того чтобы сосредоточиться на главном – обеспечении полной безопасности этой встречи. Он слишком дорожил человеком, который вот уже на протяжение двух лет, еще со времен
