было сложно: неприятности будто бы сами находили её, становились в очередь и спорили, какая же из них первой свалится на её учительскую голову. Но гражданка Иванова всячески этого не замечала, да ещё и словно специально лезла на рожон.
Это как в том мультике про котёнка:
— Не ходи туда, там тебя ждут неприятности.
— Ну как же туда не ходить? Они же ждут!
Так вот, это абсолютно точно было про Светку. Поэтому привыкший к размеренной и беззаботной жизни Исаев всё никак не мог определиться: А на хрена… это ему?!
Если бы он ещё имел какие-нибудь виды на неё… так нет же, не имел, она вообще была героиней не его романа. Понимал-то он это отчётливо, но вот вид Светы в чёрном кружевном нижнем белье отчего-то резко уменьшал способность мыслить трезво.
Продефилировав с голым задом по квартире, он оказался на кухне, где на столе его поджидала тарелка то ли с блинчиками, то ли с оладушками и большой белый лист с тщательно выведенным посланием от хозяйки:
— Привет… экзамены… разбудить… завтрак… дверь…
Мысль о том, что он в доме один, принесла облегчение вперемешку с… разочарованием. Вот спрашивается, какого… хрена?!
— Биполярка какая-то, — пробурчал себе под нос и отправился в душ, просыпаться и снимать напряжение при помощи холодной воды, а может быть, и правой руки, как накануне советовала одна язва.
***
Завтрак был вкусный. Блинчико-оладушки он оценил настолько, что даже сподобился вымыть за собой посуду, что в его понимании являлось высшей степенью благодарности, ибо мыть посуду он ненавидел. Дома у него для этих целей имелась посудомоечная машина, здесь же пришлось действовать руками.
А вот кровать заправлял с совершенно иной мотивацией, следуя поговорке: «Нет тела — нет дела», уничтожал любые улики собственного помешательства.
Когда с постелью было покончено, а последний предмет одежды был натянут на царское тело, можно было смело отчаливать восвояси. Но он отчего-то не торопился, шатаясь по пустой квартире, пытаясь проникнуться чужим бытом. Квартирка была маленькой, но светлой и уютной, как сама Света… вот такой вот избитый каламбур. Общий аскетизм нелепо совмещался с хаотично заставленными полками и подоконниками. Чего здесь только не было! Игрушки, вазочки, фигурки, горшки с цветами, гирлянды, рамки с фотографиями, с которых смотрела куча детей. Эти доказательства любви школьников его завораживали. Хотелось посмотреть и рассмотреть всё, но он так и не отваживался, посчитав, что это уж совсем личное.
Зато найденный на столе ноутбук он включил без всякого зазрения совести. Нужно же было проверить, что ей накрутили в сервисе. Оказалось, что… ничего. Судя по тяжёлому гудению ноутбука при загрузке, до сервиса он так и не доехал.
Андрей разозлился, даже проскрежетал сквозь зубы: «Света, бл…!»
К счастью (для её же сохранности), хозяйки дома не было и посыпавшиеся на её бедовую голову проклятия она слышать не могла, иначе бы смутилась. Ну или не смутилась бы, вполне вероятно, что и ответила бы… с той же экспрессией. Андрей бы не удивился. А вот причины собственной злости он так и не определил.
— Вали ты уже домой, — строго приказал самому себе.
Оставалось только решить, что делать с запиской, лежавшей на столе. Минут пять пялился в пространство, сочиняя нужное послание, но слова никак не желали складываться во что-либо разумное.
В итоге кое-как изобразил лаконичное «ОК».
Натянув кроссовки он уже почти вышел из квартиры, но… в самый последний момент повернул назад, метнувшись в спальню. Схватив со стола инвалидный ноут, сунул его себе подмышку и вылетел в подъезд, нервно хлопнув дверью, следуя завету хозяйской записки.
***
«Меня обокрали», — с десятого раза нашла я приемлемую формулировку без использования матов. Вся эта игра в кошки-мышки уже начинала порядком бесить.
Исаев ответил не сразу, примерно через час, в течение которого я уже успела забеспокоиться, а не был ли грабёж настоящим.
«Только не говори, что кто-то украл твои кружевные трусы».
Нервно икнула и на всякий случай пошла в комнату проверять ящик с нижним бельём. Для пущей уверенности ещё и в корзину с грязным бельём заглянула. На первый взгляд всё было на месте.
«Где мой ноутбук?!» — приправила сообщение десятком гневных смайлов.
«Какой такой ноутбук? Тот который ты собиралась отнести в ремонт?»
Я таки выматерилась. Правда, исключительно себе под нос.
После того как рукопись была отправлена в издательство, я устроила себе небольшой отдых от техники. Да и загруженность на работе была настолько высокой, что мне хватало сил и времени лишь на то, чтобы приходить домой и падать спать. Ну и один раз попасть в полицию. Опять.
«Тебя это не касается».
«Ещё как касается! — продолжал придуриваться Андрей. — Как говорится, мы в ответе за тех, кого один раз… починили. И вообще, я гуманист, не могу пройти мимо, когда где-то в мире страдает маленький несчастный ноутбук».
«Ты — технофил», — заключила я и побежала в кухню — инспектировать наличие всех остальных приборов. Но то ли кухонный миксер не входил в сферу исаевских интересов, то ли он недостаточно был ноутбуком.
«Кто-кто? Звучит как какое-то извращение».
Участвовать в дальнейшей перепалке я не стала, хотя Француз ещё старался развивать и дальше этот театр абсурда.
«А как называется тот, кто предпочитает живых женщин?»
Бабник, — решила я, но не стала писать об этом, не желая показывать, насколько личной для меня делалась эта связь.
В итоге он сдался сам, кинув мне скупое:
«Как починю, напишу».
Дальше дни полетели в привычной тональности. Школа — экзамены — репетиторство — редкие ужины у родителей — вечерние перезвоны с Леркой.
Он написал накануне ЕГЭ по русскому языку. Я как раз сидела со своими частниками, пытаясь напоследок впихнуть в них невпихуемое и завернуть детские истерики.
«Ваша техника готова».
Сделала глубокий вдох, стараясь сдержать в себе весь спектр эмоций, рвущихся наружу.
«Я на работе», — сказала чистую правду.
«Ок, как освободишься, напиши».
«Я допоздна».
«Напиши!»
Вот и поговорили.
Ещё долго посматривала на последнее сообщение, гадая, что может означать восклицательный знак и какое значение в него могли вложить. Я, как истинный филолог, верила в силу знаков препинания, но это я… А кто знает, что творилась в голове у Француза? И творилось ли вообще хоть что-нибудь?
***
От последней ученицы я вышла уже практически в ночи. Несмотря на полный рабочих забот день, усталость не ощущалась. Мир, окутанный сумраком, манил своей прохладой и… погружал в лирически-задумчивое настроение. Возможно, сказывалось то, что все мои мысли весь день так или иначе
