так. — Она показала на дом Генри, где Генри с несчастным видом стоял в дверях, а за спиной у него маячила давящая миссис Генри. — Вот чем всегда кончается любовь и большое веселье.
Когда я прощался, Черенбел печатал на машинке.
3
Теперь в дверях стоял вышибала.
— Я за вами наблюдал.
— Я тоже. Ты очень хорошенький.
Он сделал движение рукой.
— Хорошенький, как с картинки в журнале. Что сегодня рекламируешь? Виски?
— Вам сюда нельзя.
— Нет, я думаю, не виски. Я думаю, рисовую водку.
— А я думаю, вам и в галстуке здесь не место.
— Виски, рисовая, мне ни к чему. Переворачиваю страницу: где у вас комиксы?
— Вам сюда нельзя.
— В твое заведение даже интересно прорваться.
Заведение было роскошное, как декорация старой музыкальной комедии. Официанты в диковинных нарядах — видимо, подразумевался национальный костюм. Столики со свечами, туристы; сцена с крышей из пальмовых листьев. И за длинным столом в обществе дорого одетых пожилых людей — мистер Черенбел.
— Сюда нельзя без галстука.
Я сильно дернул его за галстук.
Голос сказал:
— А ну-ка одолжи ему свой, пока ты на нем не повесился.
Это был голос Генри. Бедный Генри — в костюме и при галстуке; в красных глазах — пьяное бессилие; похудевший и лицо покислей, чем раньше.
— Генри, что с тобой сделали?
— Мне кажется, — вступил другой голос, — мне кажется, что этот вопрос с большим правом он мог бы задать вам.
Это был Черенбел. X. Д. Ч. Бел, изборожденное страданиями писательское лицо с подмигивающею фотопортрета. Сейчас самое обыкновенное лицо.
— Я купил все ваши книги до одной.
— Ура вам, как говорилось раньше. Фрэнк, я ужасно рад вас видеть. Но вы нас немного пугаете.
— Вы меня тоже пугаете. — В притворном ужасе я поднял руки. — Ух, как вы меня напугали.
Генри сказал:
— Делай это почаще, и тебя возьмут на сцену. — Он кивнул в глубину зала.
Черенбел окинул зал быстрым встревоженным взглядом. Некоторые туристы, среди них утренняя дружная пара и озлобленная пара, глядели на меня с опаской и стыдом. Позорю команду.
Черенбел сказал:
— Знаете, мне кажется, вы не только нас пугаете.
Я возился с галстуком, который мне подарил вышибала. Сальный.
— Смотри, — сказал я Генри, показывая на вышибалу. — Этот человек без галстука. Гони его вон.
— Вот опять на вас нашло, — сказал Черенбел. — По-моему, вы не можете понять, что мы шагали в ногу со временем.
— Ух, я вас боюсь.
— Пьянчуга, — сказал Черенбел.
— Это только тоска по сладкому, помните?
— Мне кажется, Фрэнк, — говорю вам как друг — вам нужен новый остров. Новая орава детей природы.
— Так вы съездили в Кембридж?
— Скучнейшее место.
— Тем не менее результаты налицо.
Оркестр начал настраиваться. Черенбел забеспокоился, ему не терпелось вернуться к гостям.
— Слушайте, Фрэнк, пошли бы вы с Генри на кухню, выпили бы, потолковали о былом? Видите ли, сегодня у нас высокие гости из различных фондов. Предстоят очень важные переговоры, дорогой мой. Нельзя, чтобы у них создалось превратное представление о нашей стране, правда? Не тратьте времени даром. Послушайтесь совета. Ищите скорей новый остров. — Он поглядел на меня; он смягчился. — Хотя не думаю, чтобы для вас нашлось еще какое-нибудь место, кроме дома. Заберите его, Генри. Да, послушайте, Генри, когда придет Пабло и остальные лодыри, почистите их сперва на кухне, а потом уж пускайте сюда. Ладно?
Мужчины и женщины в диковинных нарядах, похожих на наряды официантов, вышли на сцену и начали исполнять диковинный народный танец. Они символически собирали хлопок, символически рубили тростник, символически носили воду. Они присаживались на корточки, раскачивались и стонали песню. Время от времени среди них пробегала личность в белой маске и щелкала бичом; они воздевали руки в миловидном ужасе.
— Видишь, как мы, черномазые, страдали, — сказал Генри, подводя меня к двери с надписью: ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА. — Всё — затеи Черенбела. Он говорит, что это ты его надоумил. Не велел ему больше писать книги про английских лордов и леди. Попросил его писать о черных. Знаешь, Фрэнки, если подумать, ты тут наломал дров. Удивляюсь, почему ты не попробовал меня разженить. Удивляюсь? Огорчаюсь, Помнишь, ты любил говорить, что бы ты сделал, если бы у тебя был миллион долларов? Что бы ты сделал для острова, для улицы?
— Миллион долларов.
Шаги у меня за спиной. Я обернулся.
— Фрэнки.
— Леонард.
— Фрэнки, я рад, что нашел вас. Я, правда, за вас беспокоился. Но боже мой, какое это потрясающее место! Вы видели последний танец?
До нас доносилось хлопанье бичей, оркестрованные рыдания, топанье и шарканье. И наконец размеренный, сдержанный плеск ладоней.
— Леонард, вам лучше вернуться в зал, — сказал я. — Там мистером Белом уже завладели несколько человек из разных фондов. Вы можете потерять его, если будете отвлекаться.
— Ах, вот они кто? Спасибо, что предупредили. Бегу немедленно. Просто не знаю, как ему представиться. Люди мне почему-то не верят…
— Что-нибудь придумаете. Генри, где телефон?
— Вы все еще шалите с телефоном? Смотрите, доберется до вас полиция.
Я набрал номер. Раздались гудки. Я ждал. Раскатистый мужской голос гаркнул: «Фрэнк! Не суйтесь». Так громко, что даже Генри услышал.
— Поп, — сказал я. — Гари Попленд. Скажи, как он узнал?
Генри сказал:
— Ты тут так расходился, что про тебя, наверно, весь город знает. Ты знаешь, что ты сорвал лекцию в Британском Совете — про Шекспира или кого-то такого?
— Боже. — Я вспомнил комнату. Шестеро; человек в брюках защитного цвета весело закидывает ноги на стол.
— Ты думал, это бар.
— Генри, что стало с островом? Ты хочешь сказать, они всерьез взялись дарить вам культуру? Шекспира и все прочее?
— Они дарят нам, мы дарим им. Обоюдный процесс, как говорит наш Черенбел. И, как говорят они, они у нас многому учатся. Не пойму, как это вдруг все понеслось. Видишь, у нас теперь прямо маленький Нью-Йорк. Вот на что они, по-моему, покупаются. Чувствуют себя как дома. Кубики льда в холодильнике и в то же время, пожалуйста, экзотическая древняя культура. У нас, в «Кокосовой роще», есть даже правление. Следующим номером они, пожалуй, попросят меня баллотироваться в городской совет. Меня уже сделали кобом, знаешь?
— Кобом?
— Кавалером ордена Британской империи. Его дают певцам и деятелям культуры. Фрэнки, тебе даже про коба неинтересно слушать. Отцепись ты от телефона. Отцепись от Сельмы. Иногда хочется, чтобы всему этому пришел конец. Нельзя вернуться И сделать все, как было. Начинается все незаметно, получается хорошо. Только ты-то не видишь, что это хорошо, пока оно не кончится. Охота, чтобы ураган
