подъезжающий к кованым воротам в конце дороги. Высунув руку из окна, он вводит код, а потом подъезжает к нашему трехэтажному особняку в испанском стиле. Ну наконец-то! Футболка мокнет от пота, а мышцы ноют из-за раннего подъема и бега, но я прибавляю темп. Обычно по субботам я встаю позже и бегаю уже в зале, но сегодня мне не спалось: в голове на повторе вертелись воспоминания об Аве.
О ее губах, ее поцелуях.
О том, как она уходила.
Она сказала, что не винит меня за случившееся, и все же в душе я понимаю: мы не можем быть вместе.
Слишком много у меня заморочек.
Когда я захожу на кухню, отец варит кофе.
– О! – говорит он, обернувшись. – А я думал, ты спишь. Решил пробежаться? – Он слегка улыбается: моя преданность спорту ему явно нравится. В свое время он тоже представлял «Кэмден» на позиции квотербека, и наше общение с ним держится исключительно на футболе.
Высокий, с темно-каштановыми волосами, даже в субботу он ходит в брючном костюме. На висках седина – ему за сорок, но влюбчивых женщин это не останавливает. Иногда я задумываюсь, нет ли у него кого-то в Нью-Йорке, но сомневаюсь, что это серьезные отношения. За все годы со смерти мамы он даже не упоминал других женщин.
Я немного боюсь, что стану таким же: закрытым человеком, держащим все в себе. Этим летом мы видели его всего раз, когда отдыхали на пляже Киавы, и то большую часть времени он проводил за ноутбуком и телефоном, пока мы с Дейном изучали расположившийся неподалеку Чарльстон.
– Не спалось, – отвечаю я, достаю из холодильника изотоник и выпиваю залпом.
Отец неторопливо пьет кофе.
Я устраиваюсь на барном стуле у стола из белого гранита.
– Рад тебя видеть. – Сдержать сарказм не получается, и, судя по гримасе отца, он его слышит.
– Как прошла первая неделя в школе? А то я все пропустил. – Он внимательнее присматривается ко мне. – У тебя что, синяк под глазом? Уже подрался?
Поджимаю губы. Я и раньше частенько дрался, особенно в средней школе, когда в семье начались проблемы. И хотя я стараюсь держать себя в руках и выплескивать злость на поле, неделька прошла…
– Паршиво. Приезжай почаще! Дейну без тебя тяжело.
Он со вздохом присаживается.
– Летом все было нормально. Он принимает лекарства? Можно позвонить его психотерапевту и назначить дополнительные сеансы…
– Как вариант. Я ему не нянька, не могу следить за ним целыми днями. Он снова употребляет. Больше, чем раньше. В школе я точно видел его под кайфом, а вчера он не вернулся домой.
Отец дергается.
– Сюзи…
– Она здесь в основном днем, и она ему не мать, – хмурюсь я. – Это я за ним приглядываю. И не надо так волноваться. Он писал, что у Лиама.
Отец ослабляет галстук и окидывает меня хмурым взглядом.
– Слышал, Ава Харрис вернулась. Траск упоминал, что она затребовала общежитие, а банк недавно уведомил меня о списании денег в пользу «Кэмдена». Я так понимаю, это не совпадение?
Крепко сжимаю губы.
– Ты продолжаешь тратить на нее деньги? Вы ведь толком и не общаетесь, – вздыхает он.
– Общаемся. Мы сидим за одной партой.
Он вздрагивает, мрачнеет сильнее и смотрит тяжелым взглядом, будто пытается понять, что у меня в голове. Ему не понравилось, что я нанял частного детектива еще в декабре, но у нас с Дейном есть собственный счет, который оставила мама. Мы постоянно ругались на эту тему, но я сказал, что деньги мои, а значит, я могу ими распоряжаться. Это было через несколько дней после допросов и концерта U2, и отреагировал отец плохо. Назвал меня идиотом. Я думал, он на меня бросится, но рукоприкладство не в его стиле. Мне было плевать, что он думает, и я этого не скрывал. Его не было на той вечеринке. Это не он оставил Аву одну. В итоге он смирился, довольствуясь тем, что частное расследование поможет нам с Дейном, если полиция возьмется за дело всерьез. Зря боялся!
– Да, я заплатил за нее.
– Зачем? – Отец внимательно на меня смотрит. – То, что было, прошло. Ты не виноват, и ты ничего не изменишь.
– Я не пытаюсь изменить прошлое, – жестко говорю я. – Это невозможно.
Но…
Я желаю ей счастья.
Счастья, которого я не смогу ей дать. Даже то, что она захотела меня поцеловать, кажется просто невероятным.
– Дейну снится, что он был с ней в лесу, – говорю я, чтобы сменить тему.
Отец, побледнев, выпускает кружку из рук, и она громко клацает о столешницу.
– Что? Почему?
Я выдыхаю.
– Мучает совесть? – шепчет он.
Меня гложет тот же вопрос, но я оставляю его без ответа.
– Не знаю, но ты не думаешь, что тебе лучше пока побыть с нами?
Он кивает, но тут же меняет тему:
– Как у тебя дела? Как футбол? Рекрутеры с тобой не связывались?
Господи! Да когда он поймет, что важно не это?
– Сезон еще не начался. Первая игра через неделю. Надеюсь, ты придешь.
– Конечно, сынок, такое я не пропущу! У меня просто… завал на работе.
В этот момент дверь на улицу открывается, и на кухне появляется Дейн. Со стороны дороги слышится рев двигателя – это уезжает Лиам.
– О, папа! Вернулся! – широко улыбается он, облокотившись на столешницу. Его дорогая рубашка и джинсы помяты, за ухом торчит косяк. Я пожимаю плечами, когда он встречается со мной взглядом.
Сам виноват. Знал же, что папа приезжает сегодня.
– Тяжелая ночка? – хмуро спрашивает отец, косясь в сторону уха.
– А я говорил, – бормочу я, когда прохожу мимо за молоком.
Дейн вздыхает.
– Бро, я все слышу!
– А я и не скрываюсь, придурок! – говорю я. – Хорошо вчера повеселился?
Вытаскиваю косяк. На траву мне плевать – я и сам периодически балуюсь, хотя мне не нравится так расслабляться.
Он выхватывает его обратно.
– Все законно. Практически.
– Но не в Теннесси, – бормочет отец, забирая сигарету у Дейна. Он оглядывает его, замечает налитые кровью глаза: сложно их не заметить. – Чем вы вчера занимались?
Он пожимает плечами и смотрит на папу.
– Тусовались у Лиама.
С губ срывается короткий смешок. Меня на вечеринку не пригласили – впрочем, насрать.
– С кем?
Дейн расправляет плечи и недовольно зыркает в мою сторону.
– Защитники из команды и пара девчонок из «Хэмптона». Ничего такого.
Ага, конечно! Был я на этих вечеринках! У Лиама особняк и десять акров земли на отшибе, а еще амбар, который родители отдали ему в свободное пользование.
Дейн косится в сторону лестницы на второй этаж.
– Пойду отосплюсь.
Я смотрю на отца: жду, пока тот вмешается.
– Чтобы в следующий раз к двенадцати уже был в кровати! – говорит он, потерев подбородок. Я вижу беспомощность в его взгляде. – Еще раз уйдешь гулять на всю ночь – будешь наказан. Твоя машина пока в ремонте, но ты ее не получишь, пока я не разрешу, понял? Телефона тоже лишишься. Футбольный сезон не за горами, будь добр выложиться.
– Вот уж не знал, что тебя это так волнует, – бормочет Дейн.
Напряжение нарастает. Помолчав, отец протяжно вздыхает.
– Конечно, волнует, Дейн. Я подумываю взять отпуск. Только улажу дела в Нью-Йорке и сразу…
– Да-да, как скажешь, – бросает Дейн, вытаскивая из холодильника бутылку воды. – Плавали, знаем!
К щекам отца приливает гневный румянец, а руки сжимаются в кулаки.
– Я запишу тебя к доктору.
Дейн с грохотом ставит бутылку на стол.
– В пизду! Не пойду к мозгоправу.
– Пойдешь, – говорит папа. – Я твой отец…
– Да ты ничего обо мне не знаешь! – орет Дейн. – Я ненавижу этот пустой сраный дом! И тебя ненавижу! – Под конец голос срывается. Он опасно близко к слезам, и даже когда он смотрит на лестницу, кулаки все же не разжимает.
Папа закрывает глаза.
– Иди наверх, – тихо говорю я Дейну. – Поспи. Я закажу доставку. Сядем, поговорим.
Он уходит, но перед лестницей останавливается и оглядывается.
– Пап, я… Я тебя не ненавижу. Просто не выспался.
– Знаю, сынок. Потом все обсудим.
Он кивает и поднимается. А как только отходит на достаточное расстояние, я поворачиваюсь к отцу.
У него опускаются плечи.
– Он прямо как Виви… Такие же перепады настроения.
– Стало хуже. И если ты этого не замечаешь, значит, не хочешь замечать.
Внутри кипит раздражение. Господи! Я хочу вести себя по-мужски, но я же просто подросток! Мне семнадцать, и я понятия не имею, что делать, как исправить разваливающиеся отношения между братом и отцом.
Тот берет чашку кофе. На его лице написано беспокойство.
– Я что-нибудь придумаю. Обещаю.
Позже днем, забрав доставку, я поднимаюсь к Дейну. Его нет ни в спальне, ни в ванной, и я нахожу
