у тебя есть подозрения? — говорит моя мать, помешивая ложкой сахар в кружке.
Меня бесило, что она меня понимала и читала, как открытую книгу. Впервые я сдержался и не стал устраивать скандал.
— Ну, я всё-таки хочу верить в лучшее. Отца уже не вернуть, так, может, ты дольше поживешь. Не будешь раньше времени себя хоронить? — задал ей я свой вопрос.
— Сколько отмерено, столько и проживу. Меня больше интересует твоё будущее.
— Вот как! Оно у меня всё еще под вопросом? — начал я откровенно иронизировать. — Еще немного и тридцать. Ещё скажи: «Всё такой же непутевый».
— Не ёрничай, Закари. Ты и я знаем, что прошлого не вернуть, но вот будущее… Оно и, правда, не определено, — заметила мать, глядя мне прямо в глаза рентгеновским зрением. — Ошибки, совершенные по молодости, возвращаются и каждый настоящий день напоминают о себе.
— О какого рода ошибках ты говоришь? — вот мы и приближаемся к чему-то, воздух искрит. — В чем ты готова покаяться, мама?
— Нужно ли тебе, сын, моё покаяние? Ты сбежал от всех проблем, стал каким-то нарушителем!
— Кем?! — во мне поднималась злость.
— Твои гонки — пренебрежение к порядку, твоему здоровью. Сколько раз ты рисковал жизнью? Для этого мы с отцом тебя растили!? — повысила она на меня голос.
— Не смей меня упрекать. Не смей говорить об отце, — тихо выдавил я, теряя терпение.
Мама смотрела на меня и тяжело дышала.
— В последние здравые часы твой отец завещал мне уберечь тебя от ошибок. И я делала всё, чтобы оградить тебя от опасных соблазнов. А ты всё равно связался с плохими людьми. Это они тебя науськали от матери бежать в эту столицу. Будь она не ладна, — всплеснула родительница руками.
— Об этом-то я не жалею ни секунды, я жалею об одном, — не успел я закончить.
— Твоя Карина во всем виновата, — выдала мать.
— В чем ты её смеешь упрекать? — оголенный провод и то был безопаснее, чем я сейчас.
— Она подстрекала тебя на эти глупости. Соблазнила и внушила эту дурь. Здесь тебе самое место, закончил бы институт, получил хорошее образование.
— Я сын своего отца! Им и останусь, ковыряясь с машинами и живя ими! — отрицал я мамины фантазии о пай-мальчике Закари.
— Да, только отец таким, как ты, жестоким и бессердечным не был! — плюнула мне в лицо эти слова.
— Поэтому сейчас он в могиле, мама! — заорал я и поднялся. — Тебе ни его работа не нравилась, ни отношение к жизни, теперь и сын надежд не оправдал! Сломала одного Снежного, теперь за второго принялась?! Говори, зачем ты меня вырвала из города? Хватит юлить и плести паутину, словно, ты огромная черная паучиха!
— Как ты смеешь?! Нет в тебе сердца! Чудовищно! Кого же я воспитала?! — на маминых глазах впервые я видел стоящие, но не проливающиеся слёзы. — Ты моя кровь! Я лучшего тебе желала и желаю!
— Мама, ты совершенно меня не знаешь. Ты не старалась меня понять, а лишь заставляла и командовала нами, словно, мы солдатики в твоей Великой Армии. Ты хоть помнишь, во что превратила моё детство, во что превратила нашу семью своим контролем? Очнись! Отец любил тебя, поэтому терпел. Но я не могу тебя любить, просто не за что!
— Но ты приехал, — заметила мать, протирая глаза большой морщинистой рукой.
— Я приехал…
— А, значит, ты лжешь сам себе.
— Это не имеет значение, мама. Причина, почему ты меня вызвала, ведь в Карине? — решил больше не юлить я.
Мама снисходительно фыркнула.
— Как заглядывался на неё ещё зеленым, так в рот ей и смотришь до сих пор.
Стискивал зубы, стараясь игнорировать её открытое подтрунивание.
— Что я делал и делаю не твоего ума дела.
— Было и будет моего. Пока я жива, я всегда буду за тобой приглядывать. Что до твоей Карины, — прервала мой поток ругани одним взглядом мать, спасая меня от лишней полемики. — Я давно поняла от кого у неё сын. Сложно не заметить в ребенке маленького тебя. Все её походы в больницу, все её нестояния в очереди, все прививки и прочие якобы «бесплатные блага» организовывала я. Она мне не нравится, да и я ей тоже, но лучше одна непутевая мамаша, чем в комплекте с непутевым зеленым юнцом во главе семейства. Поэтому, Закари, ты развлекался, строил карьеру, а я поглядывала за твоим сыном и его матерью.
— Не перегибай, мама. То есть ты знала и сознательно не сообщала мне?
— Ты ведь был так занят, строя карьеру, шляясь по клубам и меняя девушек, как перчатки, — с омерзением на лице перечисляла она.
— И что, это, по-твоему, нормально? Ты умолчала! А что сейчас?! Что изменилось? Почему вызвала? — поднялся я из-за стола.
— Сядь! — четко и властно сказала мать, но я не сел, а ждал, так и зависнув над столом, сжимая пальцами дешевую скатерть. — Ну, как хочешь. Сейчас я думаю самое время, чтобы сделать его Снежным. А не тем, что она вписала в свидетельство о рождении. Ты хоть знаешь, что у твоего сына не твоё отчество? Твоя первая любовь сделала это специально, чтобы ты не имел на него никаких прав. Твой сын — НАШ, нужно этого добиться. Если тебе не нужно ничего от меня, то твоему сыну-бесприданнику я завещаю всё имущество. Я хочу получить право быть его бабушкой, возможно, даже родительницей. Вы оба не внушаете никакого доверия.
— Ты спятила?! Ты хочешь оформить на него опеку сама? Да, ты же чуть не помираешь.
— Не начинай утрировать. Он скоро пойдет в школу. Она его не поднимет, но я отказываюсь помогать ему напрямую, пока ты не сделаешь его своим сыном официально, тогда он переедет ко мне, а твоя нищая Карина получит свободу и право видеть его по выходным. Я оформлю на внука дарственную по исполнении им совершеннолетия, чтобы эта стерва не смогла на это претендовать.
— Что ж… болезнь мнимая. Ты уже строишь планы на десятилетку? — злился я на интриганку, что меня вырастила.
— Я слишком хорошо тебя знаю, ты бы зад не оторвал от дивана в своей столице, пока я бы помирать не собралась, — сложила руки на груди моя мать.
— Ты сошла с ума! Это же не шутки!
— А кто сказал, что я шучу? Займись вопросом опеки для сына, хотя можешь только поставить подпись, что от твоего лица вопросом займется мой доверенный юрист. Я уже собрала кое-какую информацию. Сдай кровь для установления отцовства, а я сделаю всё сама.
Моя мать точно выжила из ума. Зачем я ей? Гнилое семечко.
