что, по-твоему, джин или волшебник?! — слышу как что-то грохается на пол у Славы, надеюсь не челюсть.
— Скажи, а твои люди любят сенсации? — усмехаюсь я. — Поверь, сколько поводов я дам.
— Мне не нравится, это может повлиять на наши договоренности, — явно нервничает собеседник на другом конце провода.
— Найдешь новые… Нет худа без добра, — отмечаю я, кладя ключи и поднимаясь с дивана. — Работы море будет.
— Давай, рассказывай, и я подумаю, кого пригласить для этого.
— Отлично! Мне уже нравится. Подожди, кофе возьму, разговор не короткий, — сажусь в кресло на кухне, и некоторое время продолжаю удивлять своего менеджера.
Глава 30
Карина
Оказавшись в такси, вздохнула с облегчением. Кажется, этот сумасшедший день подходил к концу.
— Мама, а Зак теперь будет жить с нами? — ошарашил меня вопросом Макар.
— Почему ты так решил, сынок? — поинтересовалась у него.
— Зак сказал, что женится на тебе, — мне захотелось выругаться. Длинно. Неприлично. Но при сыне подобное было невозможно. Лишь удрученно и глубоко вздохнула.
— Нет, милый, дядя Зак пошутил. Пошутил глупо, — прижала сына ближе к себе.
— Жаль, а я бы хотел.
— Расскажи, чем вы сегодня занимались, — слушала про то, как Снежный «издевался» над ребенком и размышляла о том, что он сам, словно, дитя. Пичкал маленького мальчика не пойми чем, даже не подумав о том, что у того могла быть аллергия. Впрочем, Снежный, вообще, предпочитал ни о чем не задумываться.
Глава 31
Захар
Я встал на редкость бодрым. Оделся с иголочки. Мне предстояли важные встречи и много внимания. Заварил кофе и нашел шарик с игрушкой Макара, улыбнулся его рассеянности. У педантичной и внимательной Карины рос сын — растеряша. Как и его отец. Я был горд собой, ребенок рос копией меня не только внешне. Достал пиццу, которую не осилил мой сын, и доел. Из дома я уходил при параде, как самый аппетитный кусок стейка среди морковок и брокколи. В руках крутил ключи от своей красавицы. Спустился к парковке.
— Привет, детка. Я совсем тебя забросил, — сказал я, сев в холодный кожаный салон.
Зашипел и решил включить все подогревы вместе с запуском машины. Бросил ключи в отсек для мелочи. Часы показывали 8:00, я прикинул свой маршрут и выехал со стоянки.
Город встречал меня яркими лучами восходящего солнца. По цвету неба можно было бы понять, что день будет морозным и ветреным. Тонкие полоски облаков чертили линии по лиловому небосводу. Под колесами хрустел накатанный в колеи снег. Народ спешил на работу, но с удивлением смотрел на яркую и спортивную машину, разбавляющую серое месиво потока авто. Мужчины с уважением и интересом разглядывали меня на светофорах, кто-то показывал большой палец и пропускал при перестроении, девушки игриво подмигивали и тоже улыбались. Мир вокруг меня крутился в позитивном ключе, а я просто не замечал, что я человек-мечта, человек-загадка. Черт, это ведь приятно! Улыбка не сходила до самого приезда по знакомому адресу. Оставив машину на обочине, я вышел на мороз, и навстречу мне вылетел какой-то шкет с рюкзаком.
— Здрасте! — кинул он мне и побежал очень быстро.
Придержал дверь и посмотрел в сторону убегающего будущего. Моего будущего. У меня теперь есть шанс видеть, как скоро мой сын станет школьником и будет также бегать на занятия. У меня могла быть трудная жизнь с бессонными ночами, уходом за младенцем, поиском денег и воспитанием своего ребенка. Столько приятных неприятностей за целых семь лет. Желваки сами собой заходили на моих щеках.
Такова цена мечты? Такова цена свободы? Отрицаю. Хватит с меня интриг и игр.
Я стою на лестничной площадке и держу кулаки в карманах брюк, прикусываю щеку изнутри. Я вроде всё решил, а делать неприятно. Достаю кулак и стучу в дверь, и жду, думая о погоде. Дверь открыли и снова ненавистное лицо на меня смотрит.
— Закари, пришел? — спрашивает мать с несвойственной ей неуверенностью.
— Да, есть разговор. Пропустишь? — хотя я бы лучше здесь постоял, но меньше всего мне нужна огласка.
— Да, заходи, сын, — говорит мама, отступая и приглашая внутрь.
Мать почему-то еще в халате поверх сорочки. Лекарствами в доме отчего-то пахнет, хотя я уже знал о маминой афёре.
— Тебе плохо? — зачем-то спрашиваю я.
— Немного, но я креплюсь.
«Как же», — думаю я, не планируя разуваться и проходить дальше.
— Перестань выглядеть так, что мы сейчас с тобой будем драться, — говорит мама, возвращая себе «лицо». — Разувайся и пройди хотя бы на кухню, я поставлю нам чай.
— У меня нет…
— Перестань мне врать, ты пришёл поговорить. Я пока в состоянии родного сына напоить чаем.
Молчание между нами похоже на пар в чайнике, что уже кипит. Я стою и противлюсь этому приказу, но понимаю, что всё это нужно для того, чтобы занять руки, а моей матери неплохо бы и рот. Медленно расстегиваю куртку, вешаю в прихожей на крючок, снимаю туфли. Мы не говорим.
Я иду туда, где мы сможем перейти к делу. Мать вздыхает, я не разделяю её победу. Мы всё равно на войне, и «шатер мира» — предлог, чтобы навязать следующий бой с обоснованным паритетом. Стол тот же, даже сахарница и чайные кружки не поменялись. Странно видеть свою черную кружку со значком Ауди, которую я купил, когда отец отдал мне первую машину. Из кружки торчит пакетик чая «Майский». Даже чай из прошлого. Моя мать застряла с этим, я снова оглядываюсь. Холодильник новый, телевизор на нём старый. Кухонный гарнитур они покупали под заказ с отцом вместе. Он в идеальном состоянии для своих лет. Это было десять лет назад или больше? Стул новый, жёсткий и с прямой спинкой. Я вкушаю его прелести своей пятой точкой.
— Я пирог испекла вчера. Угощайся, — говорит она сухо, ей плевать, что меня тошнит от обыденности происходящего.
Мать игнорирует мое информативное выражение лица и просто заливает в кружку кипяток.
— Ну, рассказывай, — мама садится напротив и прожигает во мне дырку.
— Я пришел, чтобы увести тебя в больницу на дополнительное обследование. Деньги, мама, творят чудеса, — говорю я и улыбаюсь.
— И что же хотят у меня еще найти? Не боишься, что зря деньгами потряс перед голодными псами? Мне недолго осталось, Закари.
— Ну, это уже пустое. Мы съездим в твою любимую больницу и сдадим требуемое. Раз ты меня по ЭТОМУ поводу вызвала, то я доведу дело до конца, — сказал, отпивая горячий чай, что сжигает мои рецепторы и душит тошноту.
— Сдаётся мне, сын, что