Фогт махал, не сводя с нее взгляда.
– Чтобы защитить наш замок. Отец, гигантский змей сможет защитить нас от хвитр!
Сейениус невесело рассмеялся.
– Для этого нужно, чтобы он, по крайней мере, существовал.
– Он существует, господин Сейениус, – обратилась к нему Ловиса. – И я докажу вам.
Немногословный следопыт
– Поднеси факел поближе, Kleinman, – велел Хасверос. – Я должен видеть, где режу!
Йоран повиновался и приблизил факел к больному, но смотреть на то, что происходит в его свете, не стал. Там производили ампутацию. Теперь Йоран точно знал, что это такое. Мертвую ногу отрезают, чтобы смерть не распространилась по всему телу.
– Я знаю, что делать, – говорит Хасверос. – Иные лекари используют в таких операциях только топор. Я же действую куда осторожнее.
Йоран упрямо смотрит в сторону. Хасверос достает из своего мешка с медицинскими инструментами нож с изогнутым лезвием. Хорошенько промывает его и принимается за дело.
– Сейчас я сниму кожу, – говорит он. – А следом мышцы.
Человек с раненной ногой стонет, но не кричит. Перед операцией Хасверос дал ему выпить какое-то дурно пахнущее снадобье, и тот впал в полузабытье.
Йоран слышит звук ножа, режущего плоть, но продолжает отводить взгляд. Вместо этого он всматривается в темноту, где чернеет лес и зияют глубокие провалы шахт.
Вот из одной такой шахты они и достали этого бедолагу. Он добывал под землей железную руду, когда ему на ногу упал большой камень. Человек был внизу один, и никто не услышал его криков. К тому времени, когда его обнаружили, поврежденная нога успела почернеть. Другие рабочие на носилках принесли несчастного к Хасверосу в военный лагерь. Старик быстро осмотрел раненого и вынес вердикт.
– Ногу следует отрезать сегодня же вечером. Иначе он не выживет.
И теперь старик стоит, склонившись над раненым, который лежит на деревянной скамье на краю лагеря, и Йорану приходится ему помогать.
– Ты должен учиться, – говорит ему Хасверос. – Когда-нибудь тебе самому придется что-нибудь ампутировать, и ты должен будешь все сделать правильно.
Старик кладет нож на стол.
– Уже все? – спрашивает Йоран.
– Nein, – отвечает Хасверос, – пришло время резать.
И он снова лезет в мешочек с инструментами.
– Куда же она запропастилась… моя пила, – бормочет он. – А, вот она!
Звякает металл, ударившись о деревянную скамью. И следом в сумерках раздается другой звук, заслышав который, Йоран крепко зажмуривается. От этого звука ноют зубы и, кажется, что он никогда не закончится.
– Готово! – говорит наконец Хасверос. – Ноги нет. Теперь следует обработать рану. Подай-ка мне его.
– Кого? – не понимает Йоран.
– Да факел же! – сердито кричит Хасверос. – Нужно прижечь кровеносные сосуды.
Йоран отдает факел и зажмуривается еще сильнее.
Некоторое время спустя шахтера с одной ногой унесли на носилках. Йоран же, вздохнув с облегчением, на своих двоих заковылял прочь.
Он был свободен. Но только от Хасвероса. Теперь ему предстояло помочь братьям с кормежкой поросят. Но по сравнению с ампутацией это была легкая работа. Поросята приветствовали его радостным визгом, когда он принес им еды в загончик.
– Не привыкай к ним, – посоветовал ему стоявший рядом Самуэль.
– Почему это? – удивился Йоран.
– Потому что их все равно рано или поздно зарежут.
Но Йоран ничего не мог с собой поделать. Поросята льнули к нему, доверчиво тыкались в него своими влажными пятачками и нежно похрюкивали. Он успел к ним привязаться и даже придумал им клички: Весельчак, Крепыш, Крикун, Ворчун, Пыхчун…
– Ты что, уже дал поросятам имена? – спросил его как-то раз Никлис, когда они сидели у костра, дожидаясь ужина.
Йоран молча кивнул. Резать свиней ему казалось еще хуже ампутации.
Сегодня вечером настал черед Ворчуна. Короткий, точный надрез поварским ножом – и готово. Затем из мертвой свиньи собирают кровь, которой суждено стать палтом[21] с ягодами. Следом тушку разделывают на куски, начиняют солью и травами и, насадив на вертел, подвешивают над тлеющими углями для копчения.
Запах копченой свинины разливается по лагерю, привлекая солдат и даже рыцарей. Все сошлись во мнении, что лопатка – самое вкусное, что есть в свинье.
Не в свинье, с горечью думает Йоран. А в Ворчуне. Это Ворчуна нанизали на вертел.
Все, кроме Йорана и фей, славно поужинали в этот вечер.
Феи всегда держались в стороне от любых мясных блюд. Никто не знал, чем они питались, а спали они на деревьях.
Зато кнехта Рутгера было видно и слышно аж за версту. Он охотно демонстрировал всем свежий рубец на своем животе и болтал без умолку.
– Лекарь здорово меня порезал, – смеялся он. – Но я совсем ничего не помню!
Йоран был искренне рад, что Рутгер выздоровел. Все остальные тоже вздохнули с облегчением. Теперь, когда угроза чумы миновала, солдаты воспрянули духом и стали лучше спать по ночам и бодрее маршировать днем.
Между тем местность вокруг становилась все более дикой и унылой. Тенистые леса и равнины постепенно сменили скалистые отроги, поросшие густым ельником.
Земля, по которой они проезжали, называлась Горнорудным округом. Здесь, как следовало из названия, добывали руду, и лесной народ здорово постарался, проложив широкие, удобные дороги между рудниками и шахтами. Иной раз на пути войска встречался дровосек с топором на плече, который махал проходящим солдатам.
– Удачи, воины!
Иногда попадалась какая-нибудь девчонка, которая бежала вслед за арьергардом, размахивая своим платком. Братья Вострые в таких случаях всегда махали в ответ.
Несколько раз Йоран замечал, как среди елей нет-нет да и промелькнет светловолосая фигурка. Это был юноша с костяной флейтой, который появлялся и исчезал, когда ему вздумается.
На нем были короткие чулки и просторный балахон. Порой он задерживался, болтая с кем-нибудь из кнехтов, прежде чем внезапно скрыться в лесу. Какое-то время спустя так же внезапно появлялся, и его вновь можно было увидеть шагающим рядом с кем-нибудь из солдат.
Войско как раз миновало большой поселок Коппарберг, что означало Медная Гора. Поблизости от него зияло отверстие шахты. После Коппарберга шахты стали попадаться одна за другой, так что Йоран потерял им счет. Лес был здесь особенно густым. Войско решило устроить привал и разбило лагерь рядом с тихим озерцом.
