Книга Смотри на меня - Маша Малиновская

— Юль, — окликает уже почти у двери, но я уже слышу почти за дверью.

Сейчас заберу зарядное, тогда и спрошу, чего хотел.

И уже когда дверь на доводчике захлопывается за мной, замечаю, что в подсобке я не одна. В углу, над небольшой раковиной умывается Вертинский.

Футболку он снял, на шее и плечах блестят капли воды. Как раз намыливает кисти и предплечья и подставляет под воду.

Широкая спина бугрится мышцами под смуглой кожей, над низко сидящими шортами две ямки перекатываются в движении. Ровная линия позвоночника, широкий разворот плеч.

Он набирает воду в пригоршню и умывает лицо. Проводит мокрыми ладонями по ёжику волос, а потом оборачивается через плечо, всё ещё держась за раковину.

— Я за зарядным зашла, — ставлю в известность, выдёргиваю блок питания из розетки и направляюсь обратно к двери.

Но Егор, будто считывая мой внутренний страх, преграждает мне путь, упёршись рукой в косяк двери. Резко торможу, останавливаясь как вкопанная в десяти сантиметрах от его обнажённого плеча прямо перед моим лицом, замираю, задержав дыхание. Иначе оно собьётся и выдаст мою нервную дрожь. Слишком он близко. Но и отступить на шаг не позволяю себе.

Пауза в несколько секунд, а кажется, будто длится бесконечно.

— Дай пройти, — выдавливаю немного сипло. — Время позднее, мне пора ехать.

Молчит в ответ, обжигая взглядом. Говорят, в чёрных глазах не просмотреть эмоции. Это совсем не так. У тьмы тысячи оттенков. Взгляд таких глаз может излучать тепло и свет, а может огонь, как сейчас. Или лёд.

— Спасибо за ремонт, — добавляю, переминаясь с ноги на ногу.

— Спасибо в карман не положишь.

Вот тебе пожалуйста. Что за наглость?

— Могу заплатить. Скажи, сколько и куда.

— Дура? — прищуривается.

Я аж задыхаюсь от злости и возмущения.

— Я тебя не оскорбляла, Вертинский! Дай пройти!

Моё терпение лопается, и я делаю уверенно шаг вперёд, толкая обеими ладонями его в грудь. Но только впечатываюсь всем телом, едва не задохнувшись от его запаха и близости.

Он даже не пошатнулся, только усмехается. А я тут же отступаю, отдёрнув ладони. Сжимаю их в кулаки, ощущая, как горит кожа от прикосновения к его.

— Конфета, скажи, — говорит спокойно, но от такого тона мороз по коже. Или жар. Я уже теряюсь в ощущениях, — что мне мешает сейчас защёлкнуть щеколду изнутри и напомнить тебе, что я не люблю, когда ты задираешь нос и рамсишь?

Сердце в груди шарашит на такой скорости, что кажется вот-вот выпрыгнет. По позвоночнику от самой шеи и до копчика стремится какое-то электричество, сбивая работу всех органов и систем организма. В мозгу пульсирует страх, а в теле трепет.

Такая реакция пугает меня. Оно словно приёмник, ловит волну, запущенную Вертинским.

Это плохо. Это опасно.

— Может, Уголовный Кодекс? — складываю руки на груди, пытаясь хоть как-то защититься от губительной энергетики. Острю, а у самой нижняя губа начинает трястись от напряжения. — Или как минимум здравый смысл?

— Шутишь? — делает то, чего я боялась — шаг ко мне. А потом ещё и ещё, оттесняя к стене. — Последнее покинуло меня в момент, когда ты пьяная попросила стать твоим первым.

Хлещет правдой и воспоминаниями. Ведь с этого всё и началось — с моей просьбы. Друзья не должны трахать друзей. Но тогда я эту истину просмотрела, и дальше всё покатилось к чертям.

Меня ведёт от его голоса. От запаха и близости обнажённой кожи. Голова начинает кружиться, а ноги слабеют. В груди становится горячо, когда его пальцы ложатся на мои губы. Сминают их, раздвигают. Егор наклоняется близко, его губы в миллиметрах, но не прикасаются. Вместо этого он чуть надавливает на мою нижнюю губу, вынуждая разжать зубы, и касается пальцем кончика моего языка.

— Можешь сколько угодно брыкаться, Юля, но тебе некуда деваться. Я не отпущу. Даже не надейся.

Мотаю головой, пытаясь стряхнуть наваждение, и тут как раз звонит телефон.

— Мне жених звонит, — говорю с вызовом.

В тёмных глазах проскакивает вспышка, а на скулах мышцы приходят в движение.

— Этот хер тебе не жених. Забудь.

— Это не тебе решать, — мой телефон замолкает.

— Хватит, Конфета. Я помню твоё сообщение. Я устал ждать.

В дверь раздаётся стук, и я, воспользовавшись тем что Егор отвлекается, проскальзываю под его рукой, бросаюсь к двери и дёргаю её на себя. Вылетаю под удивлённый взгляд Семёна и быстрым шагом иду к машине. Хорошо, что сегодня после обеда в мастерской никого больше нет.

Мою машину Заягин уже выгнал на площадку. Падаю за руль и завожу. Вряд ли Вертинский побежит за мной полуголый, но кто его знает. Хочу скорее убраться отсюда.

Еду быстро, и только минут через пять понимаю, почему машина пищит всё громче и громче. Я не пристегнулась.

Дура! Мало мне одного раза собирать себя по кускам?

Съезжаю на обочину и пристёгиваю ремень. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь привести сердцебиение в норму.

Меня клинит на нём. Так нельзя. Он обидел меня, оставил. Это просто реакция тела. Это ведь нормально — желать физической близости, испытывать волнение. Но у меня есть мозг, чтобы контролировать это, не поддаваться на губительные эмоции. А физиология… Я буду решать, а не моё тело. Просто его разбудили, а потом законсервировали. Сначала в боль, а потом в одиночество.

Но хватит. Это пора исправить. Тогда меня не будет так шторомить при приближении Вертинского.

Беру телефон и пишу сообщение Сергею.

«Еду домой. Придёшь вечером?»