полу. Сеня еще долго ходит вокруг с телефоном, разыскивая отвертку, но похоже, что та исчезла бесследно.
Поднимаясь по лестнице к Анне Эрнестовне, Сеня несколько раз успевает прокрутить в голове эпизод стычки с Артемом. Его потное и испуганное лицо, горящий в комнате свет и ощущение присутствия кого-то еще, кого-то третьего в этом конфликте. Какую напряженную физическую работу Артем совершал в четыре утра? Подойдя к двери Анны Эрнестовны, Сеня прислушивается, поправляет пиджак и нажимает кнопку звонка.
Хозяйка встречает Сеню в облегающем желтом китайском халате и меховых тапочках на босу ногу. «Вот это фигура — просто немыслимо, ведь ей за пятьдесят», — думает Сеня, стараясь не пялиться. Анна Эрнестовна смотрит на своего жильца с таким осуждением, как будто прочла не только Сенины мысли о ней, но и вообще все непристойные, гнусные, противоречивые мысли, когда-либо посещавшие его черепную коробку. Краснея, Сеня боком проходит в прихожую. Там он замечает застекленный шкаф с книгами, среди которых есть отдельная полка с изданиями серии ЖЗЛ.
Анна Эрнестовна ведет Сеню в очень просторную кухню, разделенную на две части аркой. Эта разделенность напоминает о дореволюционном быте, когда у зажиточных петербуржцев были отдельные помещения для кухни и столовой. Ведь употреблять пищу там же, где приготовляешь ее, — варварство. Как говорил профессор Преображенский: «Может быть, Айседора Дункан в кабинете обедает, а в ванной режет кроликов. Но я не Айседора Дункан. Я буду обедать в столовой, а оперировать в операционной». Тут Сеня вспоминает тот случай в Репино, когда он безуспешно пытался угадать фамилию Вагинов, приклеенную ему на лоб. Он с безнадежным упорством повторял свой вариант: «Булгаков… Булгаков». Один из самых постыдных моментов в Сениной жизни. Пожираемый стыдом, он садится на стул с высокой спинкой.
На кухне у Анны Эрнестовны горит яркий свет, который с непривычки режет глаза. Сеня уже слишком привык к полутьме коммуналки. Куда бы Сеня ни бросил взгляд, всюду стоят маленькие фигурки: смеющийся Будда, нефритовая старуха, трехлапая жаба, голубой слон, серебристый аист. Сеня таращится на этот набор достаточно долго, чтобы хозяйка с неохотой прокомментировала:
— Это талисманы для привлечения денег.
Анна Эрнестовна ставит чайник на стол. Китайский глиняный чайник, расписанный странными глазастыми существами, которые напоминают мальков. Сене очень хочется пить, но он решает на всякий случай перетерпеть и потом купить воды в магазине. Хозяйка склоняется над столом, чтобы разлить чай по крошечным фарфоровым чашкам, и Сеня невольно воображает ее без одежды. Образ голой Анны Эрнестовны возникает стремительно, его появление никак не вытекает из мыслей и настроения Сени, как будто фигура хозяйки вторглась в разум извне. При этом образ оказывается незавершенным: Сенина целомудренная фантазия помещает вокруг сосков и между ног хозяйки какие-то туманные завихрения.
Присаживаясь, Анна Эрнестовна говорит: «Я так и не выяснила, чем вы занимаетесь по жизни». Ее голос звучит не очень заинтересованно, но, отодвинув от себя чашку, Сеня начинает увлеченно рассказывать Анне Эрнестовне о будущей книге про Вагинова. Не в силах остановиться, он погружает хозяйку во все обстоятельства жизни кумира. Сеня успевает поведать, что фамилия Вагинова при рождении была Вагенгейм, что его отец был ротмистром жандармской службы, что Вагинов окончил гимназию Гуревича и после был мобилизован в Красную армию. Сеня рассказывает, что, вернувшись с польского фронта, Вагинов поселился в этом доме на канале Грибоедова, только тогда этот канал назывался Екатерининским. Сперва Вагинов жил на первом этаже, где после наводнения 1924 года стояла такая сырость, что по углам комнат росли грибы. Можно сказать, что в определенном смысле этот дом в конце концов и убил Вагинова: состояние дома усугубляло его и без того подорванное здоровье. В какой-то момент Вагинов переселился на третий этаж — в комнату с видом во внутренний двор.
Сеня погружает Анну Эрнестовну в литературный контекст двадцатых годов, рассказывает о деятельности петроградских поэтических групп (Вагинов состоял почти во всех), о врагах и друзьях, о том, как однажды, нанюхавшись кокаина, Вагинов сумел призвать Аполлона. Сеня коротко пересказывает все четыре романа Вагинова, говорит о течении его болезни, обильно цитируя медицинскую карту, и завершает повествование описанием смерти от туберкулеза в тридцать четыре года. «Могила Вагинова не сохранилась», — подводит Сеня итог, и тут Анна Эрнестовна, которая, как казалось, слушала с напряженным вниманием, начинает удивленно хлопать глазами. Вероятно, все это время хозяйка думала, что Сеня говорит о себе, причем в третьем лице, но теперь, когда речь зашла о смерти и похоронах, Анна Эрнестовна поняла, что потеряла нить рассуждения.
Сеня терпеливо объясняет ей, что говорил про писателя Вагинова, над книгой о котором работает. И что Сене очень нужно взглянуть на его бывшую комнату. Сеня будет очень признателен Анне Эрнестовне, если она окажет посильную помощь — в ответ ее ждет благодарность потомков, упоминание в предисловии и приглашение на фуршет по случаю презентации.
Сказав все это, Сеня не сомневается: Анна Эрнестовна, как культурная женщина, постоянная читательница серии ЖЗЛ, с удовольствием откроет ему нежилую комнату.
Увещевая хозяйку, Сеня около десяти раз произносит аббревиатуру ЖЗЛ, используя ее для связки между словами. Он проговаривает аббревиатуру почтительным шепотом: Сеней движет уверенность, что это сочетание букв подействует на хозяйку как двадцать пятый кадр.
В лице Анны Эрнестовны что-то сдвигается. Точнее, под внешним слоем лица, за густой побелкой, происходит загадочное движение. Анна Эрнестовна холодно улыбается и отвечает, что с удовольствием пустила бы Сеню в комнату, но давно потеряла ключ. Она не была в этой комнате многие месяцы, а может быть, даже и годы.
Сеня задумывается.
— А почему эта комната заперта?
— Разлив ртути. Там произошел мощный разлив ртути. — Анна Эрнестовна пускается в объяснения: — У прежних жильцов разбился термометр, но не обычный, а огромный градусник для масштабных научных измерений. Пришлось вызывать специального человека в полной амуниции, как у космонавта. Он называется демеркуризатор. Демеркуризатор очень ругался и говорил, что его вызвали слишком поздно: ртуть уже глубоко впиталась в поверхности и нужно менять пол и обои, вытаскивать рамы из окон, но все равно это не спасет от смертельного отравления. Так что лучше открыть нараспашку окна и какое-то время никого не пускать.
— И сколько он сказал ждать?
— Может быть, месяцы, а может, и годы.
— Он так сказал?
— Да.
Как всегда в сложных или неловких ситуациях, Сеня начинает разглядывать свои ладони и пальцы, будто видит их в первый раз. Он пытается сфокусироваться на словах Анны Эрнестовны: они звучат уж очень неправдоподобно, не вяжутся с версиями о шубохранилище или о проклятой комнате с
