на земле, прячась за травянистой кочкой и пытаясь высмотреть среди деревьев странного незнакомца, обладателя такого неприятного сверлящего взора — но вокруг все было по-прежнему спокойно, мирно и тихо. Стучал где-то чуть в отдалении дятел, возился в кронах деревьев легкий ветерок, заливалась трелью над головой орка невидимая пичуга… И все-таки неуютное, тревожащее чувство по-прежнему прижимало Гэджа к земле, он был уверен, что из глубины леса за ним наблюдают, изучают его: спокойно, сосредоточенно и внимательно, не враждебно, но пожалуй что и не дружественно… Кто-то прятался там, в клубящейся над подлеском полутьме, кто-то большой и неуклюжий, уныло вздыхающий и переминающийся с ноги на ногу: Гэджу казалось, что он различает под деревьями темный силуэт какого-то существа, длиннорукого и большого, слишком огромного даже для медведя. Орку окончательно стало не по себе: минуту-другую он отчаянно презирал себя за трусость и нерешительность, потом подполз по траве к спящему волшебнику и потряс его за плечо:
— Гэндальф! Проснись…
Маг, не открывая глаз, что-то сонно промычал в ответ. Лениво повернул голову.
— Ну? Что?
— Там, в лесу, кто-то есть! Ты ничего… не чувствуешь?
Волшебник со вздохом перекатился на спину и посмотрел в небо, ясное и голубое, обрамленное зеленой рамочкой из кружевных древесных крон.
— Чувствую. Это он. Идет за нами с утра… — Он вдруг заговорщицки подмигнул Гэджу. — Не подавай виду, что заметил его, хорошо?
— Почему?
— Потому что он-то думает, что играет с нами в прятки невероятно искусно… Вовсе незачем выводить старика из этого невинного заблуждения, а?
— Да кто «он»? — прошептал Гэдж.
— Фангорн.
Орк наконец начал кое-что понимать:
— Хозяин леса?
— Он самый.
— А зачем он… за нами крадется? Как-то это… ну, не по-хозяйски.
— Видимо, просто хочет со мной потолковать, да все никак не сыщет подходящего момента. Какого лешего ты меня разбудил, Гэдж, солнце еще почти в зените… Не бойся Фангорна, он не способен замыслить ничего дурного.
Слабое утешение, подумал Гэдж, но, раз уж волшебник так уверен, что опасаться нечего…
Гэндальф со вздохом приподнялся на локте. Сел, позёвывая, вытряхнул из бороды травинки, хвоинки, муравьев и прочий мелкий лесной сор, огляделся и подтянул к себе пустой котелок, валявшийся в траве.
— Сбегай-ка за водой, дружище, лады? Глотнем чайку, что ли, раз уж выспаться сегодня все равно не удастся…
Ручей журчал неподалеку, в овражке на краю поляны. На глинистом берегу сидела жаба — большая, исполненная достоинства, надменная, как королевская особа, и смотрела на Гэджа презрительно и брезгливо, со сдержанным негодованием, — словно знатная дама, чей дом осквернил пьяной выходкой неумытый бродяга. Орк бросил в неё камнем. Жаба смерила его на прощание ещё более уничтожающим взглядом — должно быть, он полностью оправдал её мрачные ожидания — и, тяжело плюхнувшись в воду, исчезла на быстрине.
Набрав в котелок воды, Гэдж вернулся к костру — и обнаружил, что волшебник на поляне уже не один.
Видимо, собеседник Гэндальфа пару минут назад все-таки вышел из леса. Создание это и впрямь оказалось весьма причудливое — великан футов тринадцати ростом, аляповатым строением тела похожий, пожалуй, на огромный пенек на крепких кривых ножках. Весь он был какой-то длинный и узкий: вытянутая голова прямиком, безо всякого посредства шеи переходила в такое же продолговатое туловище, покрытое чем-то вроде морщинистой зеленовато-бурой коры. Руки напоминали шишковатые древесные ветви и свисали почти до земли; огромные ступни были усажены неимоверным количеством длинных и тонких узловатых пальцев (корней? отростков?); на одной ступне Гэдж насчитал семь «пальцев», на другой — одиннадцать. Нижняя часть лица (или того, что, видимо, у странного существа и следовало принимать за лицо) поросла кустистой — в буквальном смысле похожей на куст — бородой; казалось, из-под «носа» лесовика вырастают длинные прутья, которые, истончаясь к концам, превращаются в клочковатый белесый мох. Гэдж, пораженный видом этого диковинного лесного создания, невольно остановился в отдалении, на краю поляны: повернувшись всем корпусом в его сторону, Фангорн (это, конечно, был именно он) смотрел на него изучающе, настороженно и внимательно, хмуря плотные, похожие на древесные наросты бурые брови.
— Это Гэдж, — поспешно (даже, показалось орку, как-то слишком поспешно) пояснил древесному великану Гэндальф, кивком указав в сторону спутника. — Я тебе только что о нем говорил… помнишь?
— Гм-м… гр-рум-м… Помню, помню! — неторопливо произнес Фангорн. Голос у него был очень низкий, напоминающий звучание контрабаса; выговор — неторопливый и плавный: каждое слово он выводил медленно, нараспев, растягивая его по меньшей мере в ярд. В глазах его — темных, коричневых, глубоко упрятанных в бурой морщинистой коре, покрывавшей «лицо» — то и дело вспыхивали мерцающие зеленые огоньки. — Как же не помнить… кху-ум! — Он по-прежнему разглядывал орка так пытливо, серьёзно и обстоятельно, что Гэджу окончательно стало не по себе: под этим долгим неотрывным взглядом он сам почувствовал себя какой-то причудливой заморской диковиной, существом из старинной сказки…
— П-п… приветствую! — слегка запинаясь, проговорил Гэдж. Запоздало вспомнив о приличиях, он торопливо поставил котелок с водой на землю и, прижав руку к груди, учтиво поклонился Хозяину леса.
— Грруум, гр-р-ру-у-ум, — вновь раскатисто прогудел Фангорн: словно кто-то прокатил туда-сюда большой арбуз по рифленой крыше. — Кху-у-ум, да, странные дела творятся… Вот ты, значит, какой… орк. Хм-м… Саруман-то мне про тебя ничего не сказывал, хотя я порой видывал вас из леса на склонах горы… и всё-то мечталось мне разглядеть поближе, что за игрушку старик себе заимел, да всё как-то не доводилось, хм, хм-м… кхы-ым. А вот сейчас, значит, и довелось, гр-ру-ум… ху-у-ум… А Саруман мне ничего про тебя не сказывал… не сказывал, не-ет, хм-м-м… В прежние времена он, бывало, частенько хаживал ко мне потолковать о том о сем, рассказать, что в мире творится, да и самому кое-что послушать, а теперь — ни-ни! — его в лес и калачом не заманишь, совсем, видать, позабыл старика Фангорна, хм, хм-м, хм-м-м… да, такие дела. Хм-м-м… хым-м… кхы-ы-ым…
Он еще долго вздыхал и гудел под нос, глядя на орка отрешенно и рассеянно, покачивая головой — все медленнее и медленнее, пока не замер в совершенной неподвижности, как то и подобает чинному вековому древу; лишь его длинные, похожие на сучки пальцы беспрерывно шевелились, сплетаясь и расплетаясь самым немыслимым образом, находясь в беспрерывном движении — видимо, решил Гэдж, это помогало лесовику думать. Орк молчал, понимая, что о нем все давно позабыли, и Гэндальф молчал тоже — ждал продолжения? — и Гэдж уже решил, что этим дело и закончится, но тут Фангорн наконец очнулся от раздумий и вновь заговорил с магом на странном певучем
