– Нет, – отрезал крайн, – не придут. – И улыбка сбежала с его лица.
– Как это – выпьют души? – забеспокоилась Жданка.
– Показать?
Фамка уронила котел. Ланка взвизгнула и метнулась в угол. Варке пришло в голову, что они своими руками заботливо выходили большое опасное лихо.
– Вам надо принять лекарство, – осторожно вмешался он, – вот это из белого мешочка. Тут еще осталось на два приема. А это я смешал.
Крайн посмотрел так, что Варке захотелось немедленно все бросить и извиниться за свое непристойное предложение.
– Гадость же, – сказал он, скривившись. – Ты сам-то хоть раз попробуй.
– Пробовал, – согласился Варка, – ужасная гадость. Но вроде бы помогает.
– Вро-оде бы, – издевательски передразнил крайн, – ну давай, давай сюда свою отраву.
Гадость была выпита залпом, кружка брезгливо отброшена, а Варка утвердился в мысли, что в бессознательном состоянии крайн ему нравился гораздо больше.
– Дайте одеться, – непререкаемым тоном приказал крайн.
– О, – протянула Ланка, – видите ли, господин Лунь… ваша одежда…
– Она все равно уже никуда не годилась, – бодро вмешалась Жданка. – Совсем никуда. Так что мы ее выбросили.
– Прелестно. А в чем теперь я буду ходить? В одеяле?
– Ходить вам пока нельзя, – собравшись с духом, со всей возможной твердостью заявил Варка.
– Ого! Почему это ты здесь распоряжаешься?
– Потому что я – ваш травник, – шалея от собственной наглости, заявил Варка, – ну, так уж получилось… и ходить вы не можете.
– А вот одежда, – Фамка потихоньку вытащила из-под стола торбу, пошарив на дне, извлекла небольшой сверток, – это ваша. Я захватила на всякий случай.
Варка покосился на нее с подозрением. В Норах были свои твердые понятия о достойных похоронах. Если нет денег на гроб, то хоть одежда должна быть приличной.
– Штаны не отдавай, – прошептал он, – а то еще начнет тут бегать, рана откроется…
Крайн хорохорился, ворчал, но был так слаб, что рубашку надевали на него в четыре руки Ланка с Фамкой.
– Ложитесь, – посоветовал Варка.
– Посижу, – заупрямился крайн, – належался уже.
Его рука потянулась ко лбу, отвела с глаз мешавшую сивую прядь, ощупала затылок.
– Про одежду я понял. А где волосы?
– Волосы пришлось отрезать, – вздохнула Ланка, – видите ли, они были все в крови и…
– Тоже никуда не годились?
– Надеюсь, в них не было никакой магической силы? – осторожно поинтересовался Варка.
– Ни малейшей.
Руки пробежались по шее, оценивая ущерб, причиненный прическе, и вдруг замерли.
– А про спину ты ничего не говорил. Что там? Мешает что-то…
Варка побледнел и подался назад. Он прекрасно знал, что там. Справа, от плеча до ягодиц – длинный бугристый шрам. Слева над лопаткой торчат и упираются в поясницу тонкие кривые кости, обтянутые гусиной кожей.
Крайн мгновенно нащупал их.
– Что это?
Потемневшие глаза впились в Варку, вытягивая ответ. Варка, опустив голову, смотрел в пол. Провалиться бы сквозь этот пол, и чем скорее, тем лучше. Спасая жизнь крайна, он совсем забыл об утраченных крыльях.
– Ну, – прошипел крайн, – говорите!
Ланка тоже уставилась в пол, завесив лицо волосами. Умная Фамка юркнула за печку и забилась там в самый дальний угол. Жданка не удержалась и всхлипнула.
Прозрачно-зеленые глаза затопил дикий смертный ужас. Крайн грубо оттолкнул Жданку, выпрямился без посторонней помощи. Слева рубаха вздыбилась неуклюжим кривым горбом.
– Нет… неправда… я чувствую их…
Варка сжал кулаки. Один из отцовских пациентов постоянно жаловался на боль в отрубленной руке.
Лицо крайна успокоилось, подбородок взлетел вверх. Варка втянул голову в плечи. Сейчас в хижину ворвутся живые огромные крылья, пробьют крышу, по досточкам разнесут закопченные стены…
Крайн без сил прислонился к печному боку, затылком прижался к теплым кирпичам. Глаза на пол-лица, переполненные недоумением и острой детской обидой.
– Не может быть… – прошептал он, – я не отрекался… не предавал… не отказывался… крылья служат мне, пока я им верен…
Варка протянул руки, пытаясь удержать, но опоздал. Раненый сорвался с лежанки, одним длинным движением преодолел пять шагов до порога, ударом плеча распахнул дверь и, раскинув руки, прыгнул вперед и вверх, так привычно, легко и уверенно, что Варке опять показалось: он взлетит, крылья развернутся, и воздух станет надежной опорой.
Толкаясь, все бросились наружу. Кое-как обрезанные сизые космы разметались по промерзшей земле. Крайн лежал ничком на припорошенных снегом камнях, и снег под ним уже покраснел от крови. Общими усилиями возвращенный на лежанку, он сразу же отвернулся лицом к стене. Он плакал, костлявые плечи тряслись от рыданий.
Варка робко заикнулся, мол, надо бы сделать перевязку, но не получил никакого ответа. Просто стоять и смотреть на эти дрожащие плечи, на руку в свежих ссадинах, впившуюся в край лежанки, на нелепый горб, вздымавшийся под тонкой рубашкой, было выше его сил.
– Ну, я пошел, – бросил он Фамке, кое-как нахлобучил шапку и выскочил наружу. Через пять минут его догнала Ланка, тащившая за собой Илку.
– Уж лучше навоз, – несчастным голосом сказала она.
Глава 12
Ночь выдалась ясная и холодная. Чахлый костерок, сложенный меж камней под сухим деревом, почти не грел, только освещал протянутые к нему руки. Усталые лица, склоненные над огнем, тонули в тени, видно было лишь шевелящиеся губы.
– Не ест, – говорила Фамка, – не пьет, не разговаривает и, по-моему, даже не спит. Третий день уж так.
– Тоской от него тянет, – вздохнула Жданка, с головы до ног закутанная в Варкину безрукавку, – такой черной кручиной, будто покойник в доме. Не, хуже. Будто все мы уже умерли…
– Ты опять его мысли слышишь?
– Не, не мысли. Я же говорю, тоской тянет.
Беседа происходила под деревом, во-первых, потому, что от Варкиной и Ланкиной одежды нестерпимо несло навозом. Хлев у дядьки Антона оказался обширным и очень грязным. Во-вторых, в доме некуда было деться от горестно неподвижной фигуры крайна.
– Я бы на его месте тоже затосковал, – пробормотал Варка, – лучше помереть, чем лишиться такого…
– Зря ты это, – заспорила Ланка, – он радоваться должен, что в живых остался.
– А если ему без этого не жизнь? – Варка съежился над костром, запустил руки в волосы. На плечи навалилась вина, огромная и черная, как ночь над горами, неподъемная, как горы.
