небытия, то исчезало обратно. Я цеплялся за мысль о балконе, раз его больше нет, значит этот мир нереален, но и в реальный я тоже вернуться не мог. Я лежал, смотрел в потолок, и думал, что надо бы подождать, сон отступит и я вернусь, но нет, время шло, но так ничего и не получалось. Тогда я решил, что мне стоит позвонить Марку. Я нашел его номер в своем телефоне очень быстро, потому что поставил его с восклицательным знаком в начале, и теперь Марк всегда впереди моего короткого списка. Мне так удобнее, я же звоню ему всегда, когда что-то случается. Но его телефон был занят. Я набирал и набирал, а бездушный голос сообщал мне, что абонент разговаривает. И тут я увидел его. Так какого черта я ему звоню, если он сидит в моей комнате в только что снятой мной квартире и читает книгу в кресле. Я даже задохнулся от такой его наглости:
— Чел, а как ты сюда попал? — спросил его я, но Марк сделал вид, что он меня не слышит и продолжал увлеченно читать толстенную книгу. А ведь раньше он никогда не читал!
Он невероятно бесит меня в такие моменты, притворяясь, что меня тут нет. Так уже было. Аня, моя жена, которая осталась в Вильнюсе и должна была приехать ко мне восьмого апреля еще прошлого года, так же делала вид в последнее время, что меня рядом нет. Я буквально кричал ей в ухо, что вот же я, тут, но она продолжала собирать вещи, мои вещи. Еще сложила зачем-то мне с собой домашние тапочки и положила и их в чемодан.
Вот не помню, куда я пошел тогда перед отъездом, а когда вернулся, то услышал, что она дома не сама. Я на цыпочках подошел к кухне и увидел их там. Какая-то пышногрудая подружка была у нее в гостях, они разговаривали, и я сразу понял о ком. Мама мне говорила, что не стоит жениться на Ане, так и говорила: «Ей нужны только наши деньги», но Марк мне разрешил, сказал: «Чел, стоит попробовать, в конце концов ты всегда сможешь вернуться». Я и вернулся. Из аэропорта. Она была голая, только обмотанная полотенцами, но не как мумия, а как девушки в фильмах.
Мне нужен балкон! Нужен! Я же с него спустился, пошел, взял такси, и поехал в аэропорт, там купил сумку, положил в нее купленные там же вещи, и пошел посмотреть к табло, куда я могу улететь. И тут голос из ниоткуда объявил: «Вильнюс — София». Я когда услышал это, сразу же бросился к стойке регистрации и купил билет, потому что так и бывает, когда ты не знаешь, как поступить, то внутренний голос тебе говорит, что делать.
Счастливая
Оранжевый автобус с огромной надписью «Школьник» забрал детей и поехал развозить по деревням района. Последней была Счастливая, вот такое у деревни было название. Раньше тут и правда неплохо жилось, и можно даже сказать, что счастливо, хотя деревня и расположена далеко и от города, и от трассы, зато река, лес, рядом, а главное — совхоз-миллионер. Вот в этом счастье-то и было. Было-было-было и прошло. Совхоз держался из последних сил, не сдаваясь новым веяниям, потом директор его, ныне уже покойный, орденоносец Иван Васильевич Босых, мужик, уважаемый в деревне, обстоятельный и серьезный, сдался и, назначив собрание коллектива, предложил приватизировать все, что осталось. Приватизировали, а счастья больше не стало. Было это давно, с тех пор выросли те, кто был детьми, Иван Васильевич помер, сгорел за пару месяцев, жена его дом продала и уехала, и не только она, а потому остались в Счастливой только уж совсем такие, кому счастья нигде нет, а не только тут.
Саша Борисова из такой семьи. Мать ее бьется как рыба об лед, но никак не вылезет из долгов, потому что сколько она может в Счастливой заработать, если работы нет? Была корова, было молоко, сметана, творог, возила на рынок, какие-никакие, а деньги, но корову пришлось сдать на мясо, так получилось, не о том речь, а детей трое, Саша — младшая. Старшая сестра, Вера, уже в седьмом классе, надо думать, что делать дальше, брат Витя в пятом, еще время есть, может изменится что-то к лучшему, а Саша в первом, только в этом году пошла, вся жизнь впереди.
В начале учебного года Сашина мать решила, пускай ребенок на продлёнке остается, дома и без нее справятся, а там и накормят, и уроки помогут сделать, потому Сашу после школы забирал отец. Он там же, в райцентре работает, на фирме, которая выпускает окна и роллеты. Саше очень это слово нравится.
— Роллеты, — говорит она и будто камушки во рту перекатываются.
Но ближе к Новому году, любимому ее празднику, когда вот-вот случится что-то волшебное, и под маленькой пластиковой елкой, которую мать на лето прячет в летней кухне в коробке, а потом достает и с силой расправляет слежалые за это время ветки, так что сыпется с нее ненастоящая хвоя, и которую они с Верой вначале наряжают вдвоем, только сестре это занятие быстро надоедает, «Я что, маленькая, такой ерундой заниматься!», говорит она возмущенно и уходит, а Саша сама развешивает остатки дождика и вырезает снежинки из цветной бумаги, купленной в школу, а не для таких глупостей, появятся наконец-то подарки, вдруг оказалось, что их папа уходит.
Саша сразу не поняла.
— Куда он может уйти? — удивленно спросила Веру, а та зло велела замолчать, а немного успокоившись, сказала:
— Известно куда, к разлучнице!
Кто эта самая разлучница, и где она была, Саше все равно не понятно, но жизнь её сразу круто изменилась, потому что отец больше не ездил в деревню на своём старом «Опеле».
— На продлёнку больше ты оставаться не можешь, — сказала ей мама, — садись на автобус со всеми и давай домой.
Но уроки у Саши заканчивались раньше, чем у других, она одна из всех деревенских училась в первом классе, все остальные были старше. Поэтому она шла, как и раньше, с одноклассниками на обед, а потом собирала портфель и выходила к воротам ждать остальных.
— Что, дерёвня, телегу ждешь?! — кричали ей обидное какие-то проходящие мимо мальчишки, вроде бы из третьего класса. Им было хорошо, они жили в городе, и уже через полчаса самое позднее будут дома, а Саше надо было еще трястись в автобусе до самой Счастливой. Там их выходило
