скорее всего, спят, это им сейчас нужно.
— А Дюк?
Я почувствовала, как мои губы немного злобно изогнулись. — Они с Пенни познакомились всего пару месяцев назад, так что при первой же возможности…
— Понятно, — сказал Сайрус с улыбкой, которая была еще более дьявольской, чем моя. — Итак, вы с Ренни. Это интересное сочетание.
— Почему это?
— Потому что у вас обоих есть эта штука с переключателем.
Я почувствовала, как напряглась. У Ренни был переключатель. Но не у меня.
— Как это?
— Вы оба становитесь горячими и холодными в мгновение ока. Когда ему тепло, тебе обычно холодно. Ему холодно, тебе тепло. Вы оба недавно вышли из кухни, и здесь было как на гребаном Северном полюсе. Но, я думаю, это должно означать, что когда вам обоим тепло, то вам вместе чертовски жарко, верно?
— Верно, — согласилась я, немного ошарашенная его заявлением.
Я никогда не считала себя горячим и холодным человеком. В основном потому, что я обычно признавала, что большую часть времени я была в основном крутой.
Но либо я ошибалась в себе всю свою жизнь, либо временами мне вдруг становилось теплее.
И, действительно, я точно знала, что и кто это вызвал.
Что заставило меня извиниться, сославшись на предполагаемую головную боль, и вернуться в нашу комнату, сразу вспомнив, что мне придется делить с ним постель. Но в тот момент я ничего не могла с этим поделать. Поэтому я схватила свою спортивную сумку и направилась в ванную, чтобы понять, что была причина, по которой Эшли так спешила собрать мою сумку.
Потому что она забыла кое-что важное.
А именно, все, что можно носить как пижаму.
У меня вдруг сложилось впечатление, что все в моей жизни были на какой-то миссии, чтобы столкнуть меня и Ренни вместе. Когда, черт возьми, я стала тем жалким другом, которого все хотели свисти?
Вздохнув, я вернулась в спальню и вытащила из ящика одну из футболок Ренни. Он был выше меня, но не настолько. Так что футболка на мне не была платьем; она спускалась примерно на два дюйма ниже моей промежности, прикрывая мою ярко-розовую задницу в трусиках. В любом случае это не имело значения; я буду лежать под одеялом, притворяясь спящей.
Поэтому я почистила зубы, смыла макияж, выключила свет и забралась в кровать, легла как можно ближе к краю, но так чтобы не упасть, свернулась калачиком, закрыла глаза и провела следующие два часа в раздумьях.
Где-то около полуночи дверь тихо открылась и закрылась, и Ренни подошел к своей стороне кровати, взял пульт и включил телевизор, прежде чем взять кое-какие вещи из комода и пойти в ванную, чтобы принять душ.
Он вернулся, пахнущий еще сильнее тем запахом, который всегда прилипал к его коже. Я не осмеливалась посмотреть. В комнате горел свет от телевизора, при котором я могла видеть даже с закрытыми глазами. Он поймет, что я не сплю. Поэтому я лежала как можно неподвижнее, пока он залезал под одеяло, пару минут ворочался, а потом заснул.
И я знала, что он спит, потому что он был прав, он разговаривал во сне.
Я медленно двинулась, села, наблюдая за ним в течение долгой минуты, его лицо почти казалось более суровым во сне — вероятно, потому, что ему не хватало его частой легкой улыбки. Тот факт, что его сон, должно быть, был темным, не помогало этому. Его голос был низким и мрачным, большинство слов выходили невнятными, но я могла разобрать проклятия здесь и там и иногда глубокое, болезненное рычание «нет».
Я потянулась к тумбочке и вытащила свой старый Геймбой, забралась под одеяло, как в палатку, чтобы приглушить звук, и играла, пока Ренни ворочался и ворочался.
— Ты поймала кого-нибудь хорошего? — спросил его сонный голос, заставив меня вздрогнуть так сильно, что я уронила Геймбоя себе на колени. Моя голова дернулась, чтобы найти его под одеялом рядом со мной, его светлые глаза сияли даже в темноте.
Чувствуя себя странно пойманной, я стянула одеяло вниз, пока оно не упало мне на бедра. Ренни тоже появился в свете телевизора, все еще наблюдая за мной.
— Кое-что забыла, — пробормотал он за секунду до того, как я почувствовала, как его пальцы обводят внутреннюю часть моего колена и медленно начинают скользить вверх, заставляя мой живот немедленно наполниться жаждой.
— Я, ах, да, Эш собирала меня. Очевидно, она забыла положить… Ренни, — предупредила я, когда его кончики пальцев прошептали вверх и скользнули к внутренней стороне моих бедер.
— Не то, что я имел в виду, но это чертовски приятный бонус, — сказал он, когда его палец коснулся края моих трусиков там, где он соприкасался с моим бедром, затем скользнул по поясу, а затем немного вниз. Я ожидала, что он прижмется к моим губам, погладит пальцем вверх, найдет мой клитор и положит конец пульсирующему ощущению там. Вместо этого он схватил Геймбоя, о котором я совершенно забыла, поднял его и выключил.
— О, верно, — сказала я, мой голос был немного беззаботным.
Он выгнулся дугой, балансируя на одной руке и двигаясь по моей груди, чтобы положить эту штуку на мой прикроватный столик, не торопясь. Я легла. Затем, так же медленно, он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, ища, я была уверена, каких-либо признаков возражения.
Как бы мне ни хотелось немного прийти в себя, я не могла.
— Еще не простила меня? — спросил он низким рокочущим голосом.
— Я… — начала я, с трудом сглотнув пересохшим ртом.
— Еще нет, да? — спросил он, слегка подергивая губами, когда он снова придвинулся ко мне, но ближе, всем своим телом прижимаясь ко мне всем боком. — Давай посмотрим, что я могу с этим сделать, — сказал он, обещание было в его глазах.
Его рука протянулась и откинула мои волосы в сторону, коснувшись логотипа на футболке спереди. — Ты мне нравишься в моей футболке, — сказал он мне, когда его рука распрямилась и переместилась в сторону, полностью накрыв мою грудь и сжимая с идеальным давлением, заставляя меня слегка выгнуться, когда мой воздух вырвался из меня.
Боже, как давно ко мне никто не прикасался. И я хотела его с того самого первого раза, когда он улыбнулся мне с кровью во рту, как бы безумно это ни было.
Его большой и указательный пальцы нашли мягко затвердевший бутон моего соска и прошлись по нему, посылая такой сильный толчок желания между моих ног, что мне пришлось сжать бедра вместе, чтобы попытаться ослабить желание.
— Чувствительная, — пробормотал он, когда его
