почувствовали боль.
В следующий миг мой напарник прищурился, откладывая недоеденный бургер, а потом потянулся за маской. Она была выполнена в виде театрально-грустной, со слезой на краю глаза, что кажется мне весьма символичным.
Я бросил взгляд в лобовое стекло, замечая нужную цель. Полицейский только что приехал, припарковал тачку и вошёл в собственный дом. Пора.
Напоследок я снова покосился на своего приятеля. У древних греков комедии всегда завершались счастливо, а трагедии — печально. Исполнители зачастую носили маски, чтобы скрыть свою личность, дабы зрители не ассоциировали определённого актёра с какой-то конкретной ролью. Поэтому он мог обманывать их, меняя образы и маски.
Искажать восприятие других, словно они смотрели через «рыбий глаз».
Актёр мог быть королём в одной сцене и крестьянином в другой. Носить грустную маску драмы и трагедии, а потом весёлую — комедии. Ведь не зря говорят, что для того, чтобы познать счастье, нужно ощутить печаль.
Существует теория, согласно которой, чтобы какой-то определённый человек был счастлив, какой-то другой должен грустить. Возможно, это необходимо для баланса. Чтобы мир имел возможность существовать в гармонии.
Яблоки на разных концах стола!
Сейчас мой напарник был в маске грусти, а значит, пьеса закончится трагедией.
— Стой, — останавливаю я его, когда он уже открыл дверь машины. — Надо подождать.
— Почему? — удивился мой собеседник.
— Этот человек, — киваю на дом, куда вошёл полицейский, — близкий друг мэра. Если мы хотим привлечь главу города к ответственности за его коррупционные делишки, то нужно разузнать о нём побольше. В таком случае, — улыбаюсь, — у нас не возникнет сложностей, чтобы добраться до него и взглянуть в эти жадные глаза, перед тем как спустить курок.
Мужчина в маске нахмурился, но я ещё не договорил.
— Я хочу, чтобы перед смертью он посмотрел в моё лицо. Чтобы мэр увидел, как оно похоже на тех, кого он погубил. Оно будет последним, что он увидит перед смертью.
Кажется, мой ген ненависти только что подтянул ген убийства.
К сожалению, я проснулся до того, как успел узнать конец. Однако на улице ещё была ночь.
— Зря я напился чая перед сном, — вздохнул я, а потом пошёл в туалет. Переполненный мочевой пузырь требовал внимания. Закончив с процедурами, вернулся обратно и записал сон. Если я просыпался посреди ночи, то делал так всегда, не ложась спать до тех пор, пока всё тщательно не зафиксирую. Иногда это создавало проблемы, если с утра нужно было заниматься каким-то делами. Тогда возникал риск, что я не высплюсь. Но поступить как-то иначе я не мог. Это было важнее, чем ощущение бодрости с утра.
Закончив с записью, взбил подушку и снова упал в кровать. До утра было ещё несколько часов…
В новом сне я привёл домой девушку. Но не простую, это была шлюха. Красивая и чертовски сексуальная продажная дрянь.
Я грубо завалил её в постель и сбросил с себя одежду. Она, смеясь, поступила так же. Вверх-вниз, вперёд-назад… Мы не разговаривали, не отвлекались на что-то ещё. Это был достаточно жёсткий секс, без всякой прелюдии или разогрева.
Зачем они нужны, если я плачу деньги? Мне не важно, получит ли она удовольствие, главное — чтобы его получил я.
Иногда у меня возникало чувство сожаления, что не завёл себе девушку или жену, ведь ей не приходилось бы платить за секс. Но, с другой стороны, никто не выедает мне мозг чайной ложечкой на протяжении всех остальных дней. Возможно, заплатить за секс, чтобы потом выгнать проститутку на улицу, было самым удобным вариантом?
Когда мы закончили, я удовлетворённо упал на смятую простыню, а красавица начала одеваться.
— Куда ты сейчас? — поинтересовался я.
— Ты ведь не один, кому нужно скрасить одиночество, — улыбнулась она. — У меня есть другие клиенты, о которых надо позаботиться.
— Я заплачу вдвое, если ты останешься и просто посидишь со мной рядом, — предложил я.
Если она уйдёт, то активируется ген одиночества, заставляя думать о собственной жизни. Думать о том, как её закончить. В этом сне я боялся подобного, ощущал, что склонен в любой миг завершить собственную жизнь.
Почему? Я никогда не стремился к суициду! Напротив, я даже собирался отговаривать от него остальных. Если бы, конечно, узнал о том, что кто-то из моих знакомых собирается поступить подобным образом.
— Хорошо, но деньги вперёд, — согласилась она, отбрасывая одежду, и я без каких-либо сложностей передал ей нужную сумму.
— Ложись рядом со мной, — хлопнул ладонью по матрасу.
Обнажённая девушка легла рядом, и какое-то время мы просто пялились в потолок. Молча.
Наконец я поднимаюсь на ноги.
— Схожу в душ. Не уходи, — бросаю ей.
— Ты ведь оплатил, а я честная, — усмехнулась она.
Зайдя в уборную, я вижу, что ванна наполнена до краёв, а в толще мутной тёмной воды плавает телефон. Никто не позвонит…
Постояв там какое-то время, я выхожу и возвращаюсь к девушке. Она спала на кровати, словно Элис на моём диване. Из кармана я тихо вытаскиваю шприц, наполненный незнакомым мне препаратом, после чего вкалываю его чуть выше бедра её левой ноги.
Девушка ничего не заметила и не проснулась. Однако по прошествии некоторого времени я ощупываю её пульс и не нахожу его. Ни на шее, ни на запястье. Никаких признаков жизни. Она мертва.
Обнажённая красивая девушка, полностью мёртвая, лежала в моей кровати. Её тело создавало ощущение произведения искусства. Я не мог отвести от него взгляд.
— Ни дыхания, ни подёргиваний — ничего. Бледное мёртвое тело с открытыми глазами и совершенным отсутствием жизни.
Я едва не захлопал в ладоши.
Каждый миллиметр её тела был изучен мной, но наибольшее внимание уделялось левой ноге. Её прелестной коже, идеальным изгибам и гладкой ступне с окрашенными в красный ноготками.
Протянув руку, я касаюсь ещё тёплой плоти и провожу по ней ладонью. Чертовски приятное ощущение!
Я глажу её ногу, пока она полностью не остыла. Отлично…
Теперь я вынужден прерваться, как бы мне ни хотелось иного. Я опускаюсь под кровать и вытаскиваю оттуда топор. Пришлось переложить девушку на пол, а потом зафиксировать её ногу. Я не поленился и сходил за тряпками, которые разложил под ней, чтобы было проще убрать кровь.
Потом приступил к отрубанию этой ноги. Крови, как ни странно, было не так уж и много. Я ожидал большего.
Десяток прицельных ударов — и великолепная ножка оказалась отделена от столь
