меня к остальным, устроившимся в дальнем доме деревни. Зак был с ними, он постоянно смотрел на меня с вызывающим видом. Начинать разговор с ним — слишком поздно, да и о чем? Он знал, что я убил бы его на месте, если бы не стоял предохранитель, он видел, как я пальцем нажал спусковой крючок, он, видимо, думал, что я действовал из дурацкой щепетильности, что я струсил, как на парковке. Я не мог ему объяснить, он бы все равно не понял, впрочем, я сам толком не понимал. Эта баба мне — никто, и тем более никому из нас. Теперь ночью он мог подстрелить меня в первой же стычке, и ни одна живая душа ничего не заметит. Внезапно я почувствовал усталость. Парня, которому я, скорее всего, сломал нос, и след простыл. Всего одиннадцать человек и я. Я объяснил всем суть приказа, слушали недоверчиво. Среди них был совсем молоденький парнишка, лет шестнадцати-семнадцати, который внимал мне, будто я — посланец небес или вроде того. Приятно, но в то же время страшновато.
Через час мы стояли у выхода из деревни — мы должны были идти первыми как разведчики. Я потребовал дать нам РПГ и боеприпасы, и еще меня снабдили портативной рацией — скорее игрушечной, работающей не более чем на расстоянии двести метров по неровной местности. Зак шел впереди, я назначил его разведчиком. Мне неожиданно стало лучше; ночь была прекрасна, почти прозрачна, наполнена звуками и запахами. Когда мы тронулись в путь, я четко осознал, что эта злополучная база не сдастся никогда и что мы даже не увидим холма; это было даже не предчувствие, а уверенность, явное ощущение, что наш маневр обречен на провал и что я помру от пули Зака в голове, растянувшись у подножия сосны. Тем не менее я весело и радостно молча шагал под звездным небом. Единственное, что меня вправду беспокоило, это необходимость отдавать приказы: рядом со мной были парни, которые, словно марионетки, ждали, когда я скомандую им наступать, отступать, сражаться, умирать; одно сознание того, что у них есть командир, будто внезапно лишало их собственной воли, хотя накануне они прекрасно действовали по своей инициативе и никто им никаких приказов не отдавал. Я задавался вопросом, как они могли безоговорочно согласиться, чтобы мне поручили командовать ими по чистой случайности; впрочем, вероятно, при малейшем затруднении они снова обретут независимость, думал я, точно так же, как я, они понимают, что все это балаган, цирк, маскарад, где играют в войну.
Мы начали карабкаться, через несколько километров (два битых часа ходьбы) склон стал более пологим, горы словно расширились и скрылись в ночи, их будто поглотили длинные тени деревьев, скрывающие от нас небо. Я почти наугад выбрал направление, ориентируясь по склону и звездам. К счастью, ночь выдалась ясной, и мы видели, что у нас под ногами. Нам надлежало перейти ту самую узкую и обрывистую долину, на дно которой надо было спуститься, однако ночью трудно было представить себе топографию рельефа; сквозь деревья еле просвечивали чуть более темные, чем небо, промежутки, видимо горы. Я пытался понять, зачем нужно спускаться в эту долину, где мы становились настолько уязвимыми; я пытался понять, почему мы не можем пройти вдоль нее, но мне не удавалось представить себе ни местность, ни вражеские позиции. Еще час ходьбы по редкому лесу. Никаких изменений, пейзаж все тот же, только тени гуще — луна, вероятно, зашла за горы. Света хватало лишь на то, чтобы разобрать дорогу; я велел идти плотнее, чтобы никого не потерять. Товарищи подходили ко мне по очереди каждые пять минут и спрашивали, не должны ли мы уже куда-то прийти, но я понятия не имел, как могло выглядеть это «куда-то». Зак шагал где-то впереди меня за деревьями. Я взял на себя смелость оставить патрон в винтовке — на всякий случай: я не боялся, но следовало быть настороже. Через полчаса я сел и включил рацию. Ее надо было использовать исключительно в случае необходимости, потому что враг мог нас услышать, но она оказалась такой маломощной, что в горах посреди леса даже наши могли принять ее сигнал только чудом. Однако приняли. Сквозь посторонние шумы до меня донесся искаженный голос нашего командира. Все равно что говорить с потусторонним миром в ночи среди мрачных деревьев.
— Вы должны быть самое большее в пятистах метрах перед нами. Конец связи.
Я объявил привал, ребята сели на землю. Ночь вроде бы сгущалась. Из-за высоты и влажности похолодало, но, несмотря ни на что, половина солдат уснули. Зак спокойно спал как бревно в нескольких шагах. Иногда мне хотелось сказать ему: «Слушай, давай все забудем и начнем сначала» — или чтобы он пристрелил меня сразу на повороте с тропинки. Мне было примерно все равно.
Я знаком приказал двигаться дальше, но быстрее; через четверть часа склон стал гораздо круче, деревья встречались реже. Я взглянул на карту, скорее всего, это и была та самая долина. Не такая уж и узкая, ночью виднелся не противоположный склон, а огромные тени, которые могли бы вылезти из-за горизонта. Дно долины было достаточно ровным, растительность резко поменялась: другие деревья, другие травы. Мы дошли до подобия тропинки или полосы. Я еще раз взглянул на карту, тропа шла вдоль долины прямо посередине и должна была вывести нас на дорогу. Я приказал подняться немного по склону, не слишком крутому: так можно было идти дальше и, если что, где-нибудь укрыться. Я решил не пользоваться рацией, потому что по карте мы были уже в десяти километрах от вражеской дороги. Царило полное безмолвие, плотное и шуршащее, не слышно ни отзвуков боя, никого, ничего.
Мы все измотались, было полчетвертого, здесь казалось не так холодно, как наверху в лесу, но порывы ветра морозили мне потную спину. Меня прежде всего волновало, что мы не встретили никого из других групп. Они должны были находиться где-то поблизости.
Я знаком приказал замолчать и двигаться стрелковой цепью на разумной дистанции, чтобы не потеряться. Все почти одновременно передернули затворы, и в ложбине проливным дождем застучал металлический звук. Я не испугался, но почувствовал, что бой приближается, как если бы ветер принес его запах. Вдруг пришла уверенность, что мы не выберемся из этой долины; что если они хоть мало-мальски подготовились, то на заре и на незнакомой местности истребят нас за здорово живешь. Идеальное место для засады: уступы, деревья; долина достаточно широка, чтобы пройти мимо целого взвода и
