его нос сломался под моими фалангами; я вырвал у него автомат и повернулся к Заку: он растерянно уставился на меня, прижимаясь к белым ягодицам женщины, которая тоже пристально на меня смотрела. Я вскинул оружие и нажал спусковой крючок; я увидел, что Зак напрягся, побледнел как мертвец, но не упал, ничего не произошло, потому что калаш стоял на предохранителе. Еще пару секунд мы смотрели друг на друга, я снял с предохранителя, и он пустился бежать со спущенными штанами, подпрыгивая, как тюлень, как загнанный зверь. Женщина разогнулась, бросила на меня умоляющий, невыносимый взгляд, я увидел ее промежность, и, непонятно почему, мне внезапно захотелось ее. Я вышел, хлопнув дверью. Все на меня уставились. Зак исчез, старики молчали с благодарным умоляющим видом, а мне хотелось размозжить им голову прикладом. Наконец я вышел, бросив:
— А вообще-то, делайте что хотите.
Я вдруг почувствовал, что устал или, скорее, мне все надоело, что мне не хотелось ничего, кроме этой женщины, но теперь слишком поздно, ничего не поделаешь. Я поднялся к выходу из деревни сменить часового, не ожидавшего меня там увидеть. Я сел на его место; увидел высохшие суровые горы, редкие кустарники и чахлые деревца, зеленый, лесистый противоположный южный склон, обжигающее солнце в зените, в воздухе витал запах мяты и тимьяна, напомнивший мне прямо посреди камней и скал волосы Мирны, у которой оказалась широко раскрытая промежность женщины, вытянувшейся на столе; непонятно, почему я не убил ту женщину, почему я не убил Мирну, почему два раза я пощадил Зака, почему я торчу здесь в богом забытой дыре в ожидании какой-то все более далекой войны, а настоящей войны так и нет, нет той жестокости, которой мне хочется; и тогда я свернулся калачиком в своей норе, словно ящерица.
Во второй половине дня я пришел в себя. Видимо, напряжение боя подействовало на меня сильнее, чем я предполагал, я сожалел о своей дурацкой выходке, понимая, что совершил ошибку, которая, вероятно, будет стоить мне собственного авторитета, моего престижа как бойца, не говоря уже о мести Зака. Я знал, что рано или поздно либо я должен буду его убить, либо он убьет меня. Странное, почти нереальное ощущение: вся эта история с Заком ради какой-то обыкновенной бабы, которую, в сущности, я сам хотел трахнуть. Я чувствовал, что я — на грани, что надо отдохнуть, мне хотелось снова обрести крышу и винтовку, увидеть летящих чаек в предрассветном небе. Я дождался солдата, который, по правилам, должен был сменить часового, и спустился, спросив у него, прислали ли нам нового офицера; оказалось, еще нет. Значит, я по-прежнему командовал отрядом негодяев. Я прошел через деревню, не встретив ни одного из своих, и заскочил в наспех сооруженный штаб, где находилась рация. Там я застал еще одного из назначенных вместе со мной командиров, который тут же выпалил, что одобряет мое поведение и что недопустимо насиловать мирных граждан. Я сразу заткнул ему рот, сказав, что сделал глупость, и он странно на меня посмотрел. Я сменил тему: что-нибудь новое передали по рации? Ничего, наверху по-прежнему идут бои, сдаваться они не собираются, они невесть откуда получили подкрепление.
Выйдя из штаба, я наткнулся на прогуливающихся двух моих людей и спросил у них как ни в чем не бывало, что они сделали с жителями, они ответили, что через некоторое время отпустили их. Похоже, они на меня особо не сердились. Я на них тоже. Я спросил, не попадался ли им Зак, они ответили, что не понимают, о ком идет речь.
Когда я поднимался по улице, у меня возникло ощущение, что я играю в каком-то фильме, что я — скверный актер в роли некоего персонажа, а роль ему не подходит. Деревня — совершенно неестественная декорация, солдаты и оружие казались смешными и несуразными. Кто-то играл в карты на увитом зеленью крыльце дома, кто-то спал, голый по пояс, притулившись около фонтана, прямо на земле. Дальнее эхо боев, временами доносимое до нас ветром, будто звучало с пластинки, раздавалось плохой, нарочитой, испорченной записью.
Я тоже уселся в этой декорации на каменную скамью и принялся чистить винтовку. Осторожно, аккуратно снял приклад, вытер с него пыль и копоть, протер ствол, потом прицел, положил его в чехол, протер бинокль.
Наступил вечер, ребята затянули песню, — казалось, мы на каникулах. Грустно было умирать, и я подумал, что, если в самое ближайшее время ничего не произойдет, я дезертирую и вернусь домой к себе на крышу.
Около девяти приехали, сигналя, три джипа, солдат пятнадцать вдобавок к нашему контингенту и новый офицер, которого я раньше никогда не видел. С густой бородой и противный на вид. Он собрал всех «начальников» в походном штабе. Представился и довольно детально обрисовал ситуацию на карте, которую повесил на стену. У него был напыщенный, уверенный вид, но в слишком высоком петушином голосе невольно сквозила некая слабость. Он объяснил, что их база все еще держалась, и если она не сдастся завтра или послезавтра, то не сдастся никогда, разве что свершится чудо, потому что они переделали укрепления и подготовили контрнаступление на север. Таким образом, мы должны были пройти горы форсированным маршем, пересечь дорогу, которую он показал нам на карте, и захватить холм, который мешал подобраться их подкреплению с другой стороны долины, пока основная часть войск завершала бы штурм. Выступаем через час.
Мы все переглянулись: накануне у нас уже был опыт ночного марш-броска в горах, и мы знали, что фактически невозможно передвигаться там с нормальной скоростью, не говоря уж о том, что так называемый форсированный марш обратился бы в невероятный фарс. При хорошем стечении обстоятельств мы пришли бы на место следующим утром, измотанные, растеряв половину состава.
Затем он перекомпоновал отряды. У меня осталась моя группа, но я толком не понимал, как быть дальше: хитрить, отдавая приказы в деревне, — одно, а командовать десятью солдатами в бою — другое. Потом он произнес слово «казнь», что вызвало улыбку у половины публики, и все встали. Я пошел собирать своих людей в левой и правой части деревни, каждый бегал в поисках солдат, фамилии которых никто не знал, что производило комический эффект, слышались окрики: «Эй, ты, как тебя там, ты, случайно, не с нами был?» Я надеялся, что Зак сменит группу, мне было бы не по себе, если бы он шел за мной в ночном походе. Я начал с часовых, поскольку знал, где их найти, а те привели
