тихо рассказал, что следил за мной до тех пор, пока я не вышел с монахами за ворота.
Он напросился в ночную стражу, для того чтобы встретить меня.
В промежутке он успел рассказать Аарту про странное поведение Бартеля Тиельманса. Тот почему-то не шутку встревожился и решил не спать, дожидаясь меня.
Через некоторое время мы подошли к сараю, где я оставил старого художника Питера.
Дверь сарая была закрыта на амбарный замок.
— Ты не видел старика? Он остался в замке?
— Нет он выехал за ворота очень довольный, как будто кот обожравшийся сметаны. Покинул замок уже в мою смену.
— Разве ночью вы выпускаете людей?
— Нет, но он нам щедро заплатил, и я знал, что он не сделал ничего дурного. Его провожала Матильда, вдова гробовщика Хуутера, умершего пять лет назад.
Она плакала от умиления и махала ему вслед платочком.
— Вот это да! Плакала от чего?
— Видимо, у несчастной все это время не было ни одного мужика. И этот хитрюга, этот старый хрыч, воспользовался ее горем, — Себастиан улыбался, рассказывая мне про них. Он показал на себе ладонями большие женские груди.
— Думаешь он ее принудил?
— Нет, напротив! Сюда по ее довольному виду, скорее это она его принудила.
Я рассмеялся. Старик оказался страстолюбцем-террористом.
— Все получилось, как он просил, мясистая, веселая, та которая не боится мертвецов. Блин, но где взять ключ? Мне нужно попасть внутрь.
— Вот он, — Себастиан вытащил ключ из кошелька и протянул его мне, — старик велел передать ключ только тебе.
— Открывай и мне нужен свет, тут есть факел?
Себастиан тут же снял со стены факел, а с пояса огниво.
Чиркнул и через мгновение осветил столы с покойниками.
Я поискал глазами картины. Увиденное одновременно разозлило меня и привело в восторг.
Старик-художник обвел меня вокруг пальца. Вместо обещанных шести портретов я получил всего один. Зато какой!
На холсте, разделенном толстыми белыми лилиями на шесть равных участков, были изображены лица всех мужчин, павших в схватке с нами.
Я прикоснулся пальцем к уголку картины и убедился, что краска уже высохла.
— Поднеси факел поближе, — попросил я Себастиана, чтобы лучше разглядеть портреты.
Это было фантастическое, я бы даже сказал фотографическое сходство.
Я рассматривал того, который схватил Дарию, тот, с которым я сразился первым.
Его черные глаза невозможно было не узнать.
При том что художник рисовал его с мертвого убийцы, он выглядел, как живой на фотографии.
Великолепная работа.
Я посмотрел на остальных. Себастиан был тоже впечетлен мастерством старого Питера.
Он подошел к тому, которого заколол своей шпагой, и, приоткрыв веко мертвецу, попросил мне показать его портрет.
— Как живой!
— Я сам в шоке!
Но самым ценном на картине было то, что увидел с обратной стороны.
На каждом портрете было написано место рождения каждого убийцы. Видимо, Брейгель настолько хорошо изучил национальные типажи, что мог даже по мертвому определить какая кровь в нем течет.
— Этот из Андалузии, этот готт, — так на стародавний манер Брейгель обозначил буквами француза, — этот бритт, испанец, московит, осман.
Я прочитал на картине надписи, оставленные мастером.
«Ого, тут есть даже русский» — подумал я, подошел к его телу и даже испытал легкую грусть, от осознания того, что передо мной лежит земляк.
Бедолага, каким ветром его занесло сюда? Я еще раз посмотрел на портрет и оглядев все шесть трупов остался доволен.
— Хорошо, пойдем, Себастиан. Нам очень пригодятся эти портреты. Запри дверь снова на замок, — я взял раму в руки и направился к выходу.
Мы двинулись в замок. На входе нас встретили стражники, я опустил голову, чтобы меня никто не узнал.
Узнав Себастиана нас пропустили.
Аарт приказал охране провести его к себе, как только он появится.
Мой кузен ожидал меня в том же помещении, в котором мы встретились с ним впервые после того, как я попал в тело Девитта.
Он вскочил мне навстречу и обнял, как только мы вошли с Себастианом.
— Что это у тебя? — кузен указал на картину в моей руке.
— Я вам еще нужен? Мне нужно обратно — к воротам. Боюсь, что если кто-нибудь застанет Кристофера одного, тогда нам влетит по пятое число. В страже, на воротах нужно стоять вдвоем, — сказал Себастиан.
— Да, пожалуй, иди. Спасибо большое, Себастиан, — ответил Аарт.
— Простите меня, кассельхолдер, но я попрошу Себастиана остаться, очень важно. Дело жизни и смерти.
Аарт приподнял бровь, кивнул, сложил руки на груди и приготовился слушать
Я рассказал о том, что затеял Бартель Тиельманс в отношении Элайны, не раскрывая подробностей про возвращение в свое прошлое тело.
Ее брат метал глазами молнии и было видно, что он с трудом сдерживает бешенство. Аарт, в отличие от Себастиана, спокойно выслушал меня и понял все с полу слова.
— Себастиан! Успокойся. Мы с Девиттом не позволим Бартелю обидеть и забрать Элайну. Быстро седлайте четырех коней. Возьмешь еще двух стражников, которым доверяешь больше всего. Распорядись, что бы их заменили, если они в карауле. Слушай меня внимательно. Поедете заберете Элайну и привезете ее сюда. Возьмешь для нее мужскую одежду. Ты сам оденешь мой шлем, так, чтобы твои родители не смогли тебя узнать. Говорить должен кто-то из твоих поручных. Родителям, скажешь, что это приказ барона. Постарайся успокоить Элайну. Дай ей какой-нибудь тайный знак, чтобы она поняла, что это ты и доверилась тебе. Сможешь?
Себастиан, кивнул.
— Да, смогу. Спасибо, кассельхолдер! — брат Элайны все еще хмурил брови, переваривая распоряжения Аарта.
— Тогда иди и не теряй времени.
Себастиан выскочил из помещения бегом.
Я посмотрел на Аарта. Он был сосредоточен и собирал свои принадлежности в дорогу. Мой кузен выглядел очень уставшим.
— Мне нужно, кое-о чем серьезно поговорить с тобой, я не смогу отправиться с вами в Ватикан.
— Как так? — Аарт обернулся, — почему?
Он отложил свой парадный камзол, который вкладывал в дорожный мешок и подошел ко мне.
— Я тебе объясню подробно и постараюсь сделать это так, чтобы тебе было понятно, но прежде, пожалуйста, расскажи мне про наш клан, про клан брата. Почему мы враждуем?
— Сейчас не лучшее время… — он погладил свой затылок, будто пытался заслужить свою похвалу. — Мы не можем тратить его понапрасну.
— Другого времени, возможно, не будет. Расскажи.
Аарт усадил меня в удобное кресло, а сам сел на против.
Он говорил очень тихо, почти шёпотом и я был вынужден напрягать свой слух, чтобы понимать всё, что он мне говорил.
Кузен взял с меня слово, что я никому не разболтаю об услышанном, объяснил, что это крайне опасно и
