хочет поговорить с иранцем по-мужски, один на один?
И не боится – с учетом возможных пристрастий перса?
Мадам, захлопнув ноутбук, пропела:
– Да, он действительно желает принять только одного гостя – Шахрияр не выносит сразу нескольких гостей. Однако он просил, чтобы к девяти вечера приехали не вы, Юрий Дмитриевич, а ваша правая рука!
И она кивнула в мою сторону.
– Пупсик, ну посмотри же! – продолжала настаивать на своем Кариночка, но мой босс, казалось, не замечал ее слов.
Воротыйло, насупившись, заявил:
– Так мы не договаривались…
Мадам рассмеялась серебряным смехом:
– Ну, я ничего не могу поделать. Шахрияр – большой эксцентрик, это правда. Но не советую вам пытаться пренебречь его просьбой. Тогда и я не смогу вам больше помочь…
Босс, смерив меня взглядом, заявил:
– Не нравится мне все это. Ну хорошо, поедешь к нему, но без кодекса или хотя бы твердых договоренностей по его приобретению не возвращайся. Финансовую сторону вопроса мы с тобой еще обсудим. Если что, позвонишь мне оттуда…
– Гостям в доме Шахрияра запрещено пользоваться какими бы то ни было мобильными устройствами, – порадовала нас новостью мадам.
Босс, явно не в настроении, заявил:
– Нет, не нравится мне все это…
– Ну пупсик, посмотри, прошу тебя! – не унималась Кариночка, а я же подумала, что мне предстоит интересный вечер.
И я не ошиблась, хотя все обернулось совершенно иначе, чем я это себе представляла.
* * *
…К особняку месье Шахрияра, точнее, его небольшому (хотя, вероятно, даже средних размеров) городскому замку меня доставил взятый боссом напрокат солидный четырехколесный «немец», кажется, изделие завода, принадлежавшего той самой тевтонской старухе, нашей сопернице на аукционе.
Я прибыла минута в минуту – опозданий, как напутствовала нас мадам Барбара, Шахрияр не терпел, но еще больше ненавидел тех, кто появлялся раньше назначенного времени.
Выйдя из автомобиля, я захлопнула дверцу и кивком отпустила водителя – ждать меня не требовалось, я ведь не знала, как долго пробуду в обиталище месье Шахрияра.
Интересно, почему он затребовал к себе меня – неужели имел какие-то виды?
А что, если он потребует за право обладания кодексом Леонардо обладание мной?
Впрочем, так как кодекс требовался моему боссу, то пусть сам по вопросу обладания и договаривается с иранцем. Тем более – и в этом Воротыйло был прав – про того и в особенности про его сексуальные предпочтения в среде бизнес-деятелей от искусства ходили разнообразные, в основном крайне неприятные слухи.
И тот факт, что Барбара, как ни крути, была его пассией, меня только настораживал.
Отчего Шахрияр решил вести переговоры со мной?
Я подошла к высоченной витой решетке, за которой скрывался погрузившийся в осеннюю темноту лес, и уставилась в глаз сидевшей на столбе видеокамеры.
Улыбка, вас снимают!
Помахать или нет – я решила, что подобный жест может всему только повредить.
Ворота были, естественно, закрыты, но едва я отвела взор от видеокамеры, как раздалось тихое жужжание, и я поняла: кто-то при помощи дистанционного управления открыл их мне!
Толкнув от себя тяжелую дверцу, которая, впрочем, поддалась без особого труда, я прошла на территорию поместья месье Шахрияра в Сен-Клу.
Следуя по посыпанной гравием дорожке мимо высоченных, явно векового возраста, корявых деревьев, я заметила громаду особняка, выступавшего из темноты.
Точнее, подлинного замка.
Это затейливое, в стиле рококо, здание, как и все вокруг, было погружено во тьму, и это навевало далеко не веселые мысли. Вряд ли месье Шахрияр, состояние которого не поддавалось точному исчислению, экономил на электроэнергии.
Но едва я приблизилась к круглому фонтану, как вдруг, словно по мановению волшебной палочки, все вокруг осветилось: сотни или даже тысячи искусно спрятанных в траве, кроне деревьев, стенах замка крошечных, но мощных прожекторов осветили территорию поместья.
А фонтан, представлявший собой уродливых морских созданий, сошедшихся в странном хороводе, вдруг забил струями воды, подсвеченной бирюзово-синим.
От этой смены декорации, которая – и в этом не было ни малейшего сомнения – была создана именно для меня, стало в еще большей степени не по себе, чем было до этого, в кромешной темноте.
Тот, кто дирижировал воротами поместья и всеми этими огнями, струями фонтанов, видеокамерами, которые были раскиданы там и здесь, явно наблюдал за мной.
И это мне крайне не нравилось.
Когда я по замшелым, как и надлежит лестнице настоящего замка, построенного примерно триста лет назад, ступенькам поднялась к входной двери, то убедилась, что она вовсе не стеклянная, как мне показалось сначала, а сделана из особого, наверняка сверхстойкого, прозрачного материала, похожего на стекло.
Дверь в затейливом стиле, с позолоченными завитушками, амурчиками и наядами была без ручки и без замочной скважины.
И без звонка.
Не зная, что делать, я замерла под очередной камерой, а дверь вдруг совершенно бесшумно мягко распахнулась, словно приглашая меня войти вовнутрь.
И в самом деле приглашая. Я, чувствуя себя героиней сказки братьев Гримм, юной сиротой, набредшей в чащобе на домик из пряников и леденцов, замерла на пороге.
Еще была возможность развернуться и уйти. И даже если ворота снова были закрыты, то всегда можно перелезть через забор – или вызвать по мобильному (который я, естественно, взяла с собой) полицию.
Однако, не поддавшись секундной панической атаке, я прошла куда-то во тьму (замок был освещен снаружи, но не внутри), а едва я оказалась за порогом, как вспыхнула огромная хрустальная люстра под потолком, и я поняла, что оказалась в типичном для галантной эпохи рококо огромном холле.
Позади меня что-то еле слышно щелкнуло, и я, повернувшись, заметила, что дверь за мной уже затворилась. Причем с обратной стороны двери, как и с наружной, тоже не было ни ручки, ни замочной скважины.
Сквозь прозрачные стены я могла наблюдать за идиллическим вечерним пейзажем: искрящийся водой фонтан, мастерски подсвеченные газоны, переходившие в затейливый французский сад, обрамлявшие это великолепие мраморные статуи.
Но внезапно все это пропало, и до меня дошло, что в одно мгновение стены, бывшие прозрачными, приняли вид и, казалось, даже структуру затейливых шелковых обоев.
Не удержавшись, я дотронулась до стены, пытаясь отыскать дверь, которая теперь тоже стала стеной, но не смогла нащупать даже самого крошечного зазора.
– Производит впечатление, не так ли? – раздался голос, и я, вздрогнув, резко повернулась и узрела на вершине величественной лестницы, уводившей на второй этаж, месье Шахрияра.
* * *
– Добрый вечер, мадемуазель! – произнес он своим изнеженным голосом, спускаясь ко мне. Он был одет иначе, чем на аукционе, но, как водится, крайне ярко и эксцентрично. – Рад приветствовать вас в моей скромной обители!
– Добрый вечер, месье, – в тон ему ответила я, подходя к подножию
