— Сегодня без танцев, Кристина.
— Кто сказал?
— Я.
— И почему ты командуешь?
— По кочану.
Она смотрит на Николь. Я тоже. Потом замечаю Василину, Линду с подносом. Народ забыл, чем занимался. Отлично. Я перед всеми сразу лоханулся.
Она отворачивается от меня, идет к дивану. Выдергивает из-под Ваниных ног сумку.
— Подожди, — удерживаю за ремешок.
— Я в туалет.
— Сядь, говорю.
Толкаю, и она плюхается на стол, опрокинув пару бутылок. Сидит, теребит сумку. Вскидывается, впечатывает её мне в живот.
— На. Я макияж поправить хотела. Что я не так сделала?
Не постигает. Сам виноват. Столько гадости наплел. И жду, чтобы других не было.
— Какой праздник? — меняю тему. Киваю на отрубившихся парней.
— Провал отмечали, — она мрачно оглядывает Ваню. Тот храпит, положив ее куртку под голову. — Медведь удалил аккаунт, нам теперь точно не напишут. В институте все думают, что банда мы. И моберы в личку строчат шутки. Собираемся мы миллионами делиться или нет. Они ведь помогали на площади. Мы бездари. Нас посадят, да?
— Кристина, никто вас не посадит, — поднимаю её лицо за подбородок. Расстроенная. Страшно ей. Ей поддержка нужна от сильного человека, а не ревнивые предъявы. Спускаюсь на корточки и пожимаю ладошки. — Клоунов этих найдут. И статью свою напишите, как главные участники событий, — молчу, перебираю ее пальцы. Ногти обкусанные подрезала. Лаком намазала. Темным, в цвет помады. Красиво. Откашлявшись, говорю. — Я неправ был. Можно мне извиниться?
Она сводит брови.
— Все в порядке, — широко улыбается. Торопливо заверяет. — Я не обиделась, я не маленькая. Ты освободился?
— Да, — взгляд падает на спящего Егора. Чешу затылок. — Ребят только домой транспортировать.
— А с тобой нельзя?
Представляю Машину мину, когда мы вместе приедем и морщусь. Здесь их не бросить. Кристину просить дождаться меня — вспоминаю атлета, и снова морщусь.
— Щас, — достаю телефон. В такси называю свой адрес. Нахожу в кармане ключи от квартиры и кладу ей в колени. — Поедешь первая? Я недолго.
— Серьезно? — она недоверчиво косится на связку.
— Ага.
Кристина цепляет на палец кольцо от брелока и зажимает ключи в кулаке, вскакивает на ноги и все так быстро. Волнуется, что я передумаю и отберу.
Хочется засмеяться, но она надуется. Оставляю её, иду к охране. Они загружают парней в машину, я еду до Маши.
Мне открывает Герман. Помнит нашу первую встречу и едва не хлопает дверью у меня перед носом, но я ставлю ногу в проем, распахиваю.
— У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля, — цитирую, изучая его домашний костюм. Треники привез, а в тапочках моих ходит, не заморачивается.
— В смысле?
— Парней из машины помоги дотащить, — оглядываюсь на авто. — Егора привез.
— Герман, кто там? — Маша высовывается из гостиной. Запахивает красный шелковый халат. — Саша! Не смей его трогать!
Не собирался.
Следующие пять минут она охает и ахает над дровами, которые мы затаскиваем в спальню, но я не слушаю, у меня превосходное настроение. Нос ощущает родные запахи, полгода не заходил сюда, а память не стерлась. Но ностальгия слабо цепляет, не свербит, как в прошлый раз, здесь моя семья живет, а у меня дом в другом месте, так бывает.
Моя доброжелательность разъедает гель в ее губах, кривит, и она переходит к обвинениям: Саша не уследил за сыном, Сашин притон необходимо закрыть.
— Единственное злачное место в городе, естественно, — соглашаюсь. — Спокойной ночи.
По дороге думаю позвонить Кристине, может, ей в магазине что-то купить. Но у нее же телефон забрали. У салона нашли. И ладно, не буду звонить. Вдруг она не дома. Взвесила все, и решила, что не поедет. Оставила ключи в клубе.
И все так хорошо быть не может.
А я размечтался.
Дорога в кошмар превращается, осади, Сань.
Заезжаю во двор и сразу смотрю на свои окна. Меня ждут. Лампа горит.
И внутри меня кто-то свет включил.
Глава 13Если на горячую сковородку с маслом добавить аджику, то соус для спагетти не получится. Вспыхнет огонь. А если ты к тому же криворукая, то испугаешься и уронишь сковороду на дорогущий паркет.
Пол у Аверина на кухне — "черно-белые соты". Я только что прожгла белый ромбик.
У меня есть чёрный лак для ногтей и я закрашиваю безобразие. Тошнит. Алекс пригласил в гости Эдварда руки-ножницы. Руки-крюки. Руки-попа.
Но у него нечего было кушать. И я подумала (да-да, гениально), что вот он приедет, а тут я встречаю с ужином.
Как настоящая женщина.
Кухня в дыму и в аромате гари, и чует носик, что он вернётся и отправит хозяюшку восвояси. Выправлять конечности.
Но я, по крайней мере, вынесла из ситуации крайне важный жизненный урок: аджика и томатная паста — не одно и то же.
В кулинарии куча тонкостей. И почему я раньше не научилась готовить? С семи лет, поваренную книгу в зубы сразу после букваря, и к плите, нести вахту.
Ох, проклятье!
Макароны забыла снять.
Вскакиваю и хватаю кастрюлю, бегу к равковине. Капрон прилипает на ромбике, и мы с макаронами падаем. Шипим вместе с кипятком.
Горячо, я обварила лапку. Цапку, культяпку. Дую на пальцы.
Звонит домофон. Алекс приехал. Пол испорчен и ужина нет.
Стряхиваю с платья лапшу. На неё слёзы капают — в тему, воду-то я не солила.
Заставляю себя подняться. В коридоре жму кнопку на трубке, слушаю, как пищит подьездная дверь.
У него видеофон и на экране мне видна лестничная площадка.
Классный дом. В том, где мы с Николь снимаем хатку лифт наполнен пресловутыми ссаками, а здесь чудесно. И квартира у него чудесная, лофт. Город, как на ладони. Дома-высотки, деревья далеко внизу, игрушечные машины, куклы-человечки.
И сам он лучший в мире мужчина.
Щелкаю замком и открываю дверь нараспашку. Топчусь на месте. Вытираю рукавом мокрые щеки и мельком смотрю в зеркало. Все еще не верю, что я у него дома. И нравлюсь ему по правде. Он в клубе ведь дал понять. Не постеснялся Николь и никого, не скрывает отношения, и плевать, кто что подумает. И зачем в машине тогда врал, что у нас все просто так?
На этаже гудит лифт. Потом его шаги и вот он — улыбается, весело спрашивает:
— У нас пожар? Дым аж на лестнице.
Запирается. Разувается, бросает пальто на длинную стойку с полками. От него пахнет морозом, когда наклоняется и целует. И сам он холодный, хочу скорей согреть, обнимаю за шею.
