ней по двору.
– Бабушка растрогалась? И забыла, как ты дергал Розу за хвост и едва не утопил в огромной луже?
– Ну, если быть до конца честным, я ей в вечерний каркаде подлил коньяк. И бабушка заявила, что я милейший мальчик, раз осознал свою ошибку. Только она сказала, чтобы я Розу долго по улице не таскал, потому что у нее режим. А еще ее просквозило, и она чихает.
– Зачем она тебе? Не бабушка, а Роза. Про твою страсть к бабушкам я и так знаю.
– Для исследования Мишиной комнаты.
– Тут была полиция в лице ведомства папы номер один и ничего не нашла, что ты собрался исследовать?
– У Миши в номере точно кто-то был, так?
– Ну, это только твои слова.
– А я своим словам доверяю. Так вот. Нам стоит дать понюхать Розочке Мишины вещи, и, когда она обнаружит там чужой запах, то приведет нас к преступнику. Вот и посмотрим, в чью комнату она побежит сразу после Мишиной.
– Там у Миши уже перебывала куча людей, а Розочка все-таки не полицейская собака, обученная всяким таким штукам, – засомневалась я, хотя Розочка действительно была очень одаренной псиной.
Любимым развлечением постояльцев было прятать ее игрушку. Та умудрялась найти свою резиновую курицу в любом месте. После чего становилась на задние лапки и умилительно тявкала, требуя аплодисментов.
– Ты же знаешь, она кого хочешь унюхает. У Розочки природный дар, – подтвердил Славик мои мысли. – Я только что ее испытал: не мог найти свой второй носок, а она мне его вмиг в углу отыскала.
– Он там что, стоял?
– Лежал, но очень незаметно.
– Допустим, но как ты собираешься ходить по чужим комнатам с Розочкой? Даже если она начнет ломиться в чей-то номер. Вообще-то, с собаками заходить в комнаты постояльцев запрещено. Бабушка оплачивает ее проживание отдельно, а остальные могут не так понять твои демарши.
– Мы засунем ее в твою сумку. Розочка так спрячется, что ее никто не заметит. Голову даю на отсечение, это окажется Дух Вонюх. Он ненавидит русскую культуру и решил угробить талантливого и инициативного искусствоведа. Чтобы тот не дал России встать с колен. Вот же заноза в заднице!
– Славик, я понимаю, он неприятный тип: харкает слюной, ворчит на горничную и требует второе одеяло, неприятно чавкает, ходит, потягивая ногу… Но не стоит судить людей по таким мелочам. С таким же успехом это может быть и бабушка, и йоги, и шейх, и его жены. И вообще – любой из нас. Это если вообще брать во внимание версию, что в номере был тот, кто поспособствовал падению Миши.
Славик, обладавший в этот день каким-то странным даром внушения (это потом я поняла, что он все-таки прослушал папину лекцию о гипнозе), повел меня назад в комнату. Там он придирчиво осмотрел мою новую сумку, стоявшую в кресле, и нашел ее пригодной для Розочконошения.
– Не волнуйся, все наши уже отужинали и собрались у шейха. Общее горе объединяет. Так что помешать нам не должны, – утешил он, а я нахмурилась. Как знала…
Глава 17. Логово врага. Ночь побега
Я вымылась, почистила зубы, а еще на всякий случай порвала простыню на несколько кусков. Славик напугал меня, заявив, что на нас может напасть дикий зверь и придется делать перевязку. Дикому зверю. Словом, Славик был уверен в себе как никогда. Наверное, успех у гречанки взбодрил его кровь и пробудил первобытные инстинкты самца.
Нам сегодня везло. Гречанка накрыла на стол и засобиралась. По воскресеньям у нее был выходной (это Славик разведал), но в этот раз повез ее не Шрек, за ней приехало такси. Славик все это время околачивался с Розочкой во дворе, ковыряясь в песочке у бассейна.
Как только гречанка уехала, Славик тоже принялся жаловаться на недомогание. Я слышала, как он скандалит внизу:
– Когда вы нас тащили в эту пердь, наверняка маску не надевали? То-то же! Уверен, вы меня заразили! Первый симптом – головная боль. Потом обоняние пропадет. А потом…
– Заглохни! Не то я за себя не ручаюсь! – рявкнул Шрек, а я подумала, как бы Славику дожить до побега.
Но приятель не подозревал, что висит на волоске, и продолжал:
– Вы как хотите, а я требую горячего молока, меда, и до завтра меня не беспокоить. Мне нужно отоспаться. В шкафу!
На Славика уже давно не обращали особого внимания, оттого молоко выдали и только махнули вслед рукой. Правда, Шрек грозился в молоко плюнуть, но это были мелочи.
Не успели Шрек с мелким отужинать внизу, как кто-то позвонил им по скайпу. Я узнала характерные звуки. Наверное, звонил шеф. Производственное совещание. Надеюсь, надолго.
Они засуетились, что-то выясняли между собой, вяло переругиваясь, но почти сразу же скрылись в кабинете. В это время Славик забежал в хозяйственную комнату, надавил на плитку в стене и перевел рычажок в нейтральное положение.
– Пора начинать! – заявил он, ворвавшись в комнату. – Сигнализация отключена. Баррикадируем дверь. Я сказал, что буду спать в шкафу. Ты с мигренью. До завтра нас не хватятся.
У меня от волнения вспотели ладошки. Максимально тихо мы передвинули кровать к двери. Предстояло покинуть дом через окно второго этажа.
Самым сложным оказалось то, что нам предстояло тянуть с собой еще и Розочку. Но бросить ее здесь я не могла, потому что надеялась больше не возвращаться в эту обитель спецагентов.
Возможность сигануть из окна я исследовала еще в первый же день. Москитная сетка вынималась не без труда, но мы со Славиком предварительно расшатали все крепления и теперь управились за пять минут.
Перед тем как лезть на подоконник, мы прислушались. Вокруг было тихо. Где-то вдалеке шумело море. Хотя, возможно, это был шум трассы, но мне было приятнее думать, что где-то там внизу и впрямь есть море.
Наше окно было на углу, чуть правее под нами чернела скатная крыша гаража, пристроенного к дому. Главное – добраться до нее, а там можно и спрыгнуть. Под нашим окном располагался небольшой парапет. При желании туда можно было поставить вазончики с цветами. Но сейчас этот парапет был нашей жердочкой к свободе.
Я полезла первой, возблагодарив шпагат папы № 3. Все-таки сидение между двух табуреток не прошло даром, и я довольно легко достигла крыши. Славику было сложнее, ему предстояло лезть с Розочкой, и мы опасались, как бы она не начала лаять с перепугу.
Славик соорудил из простыни некое подобие рюкзака, и засунул туда псинку. Демонстрируя чудеса дрессуры, та сидела и