Военный врач Анна Кёрт почтительно кивала клирикам каждый раз, когда встречала их в коридорах или палатах медицинского учреждения, но про себя она проклинала их. Они мешали, они пугали ослабевших или более серьезно раненных пациентов, которые видели в них ловцов душ, явившихся по их жизнь. Спасение души — это чудесно, но здесь была катастрофа физическая, где больше пригодился бы толковый персонал, заботящийся о телах, а не о душах.
Зойканская осада направила поток новых пациентов во внутриульевые медицинские учреждения, которые на тот момент и так еле справлялись с больными и покалеченными беженцами с первой фазы столкновения. Военно-полевые госпитали и медицинские станции разбивались повсюду, а офицеры-медики и медперсонал, прибывший с Имперской Гвардией, были на вес золота. Кёрт и ее коллеги были гражданскими врачами с огромным опытом лечения всех видов травм — кроме боевых ранений.
Был вечер тридцатого дня, Кёрт провела на дежурстве уже около двадцати часов. После ночного кошмара битва замедлилась до беспорядочного обмена залпами поверх свалки зойканских мертвецов под Стеной.
Ну, так говорили встреченные Кёрт солдаты и чиновники Администратума. У нее едва хватало времени поднять голову от нескончаемой работы. Анна остановилась помыть руки не только, чтобы очистить их, но и для того, чтобы ощутить освежающе холодную воду на руках. Она подняла взгляд и увидела группу грязных солдат Вервунского Главного, катящих в зал дюжину или более раненых товарищей на латунных каталках. Часть раненых всхлипывала.
— Нет! Нет! — крикнула она. — Западные палаты заполнены! Не туда!
Несколько солдат заспорили.
— Вас разве не инструктировали на входе? Покажите ваши бумаги.
Она осмотрела мятые, заляпанные грязью и кровью пропускные билеты, которые передал ей один из солдат.
— Нет, неправильно, — пробормотала она, покачав головой. — Они заполнили не те поля. Вам придется вернуться на главный сортировочный пункт.
Снова протесты. Она вытащила стилус и переписала данные на билетах, подписав их и поставив свою печать краткой вспышкой кольца-печатки.
— Назад, — властно распорядилась она. — Назад, вон туда, там за вами присмотрят.
Солдаты убрались. Кёрт отвернулась и вскоре услышала повышенные голоса в палате 12/g неподалеку.
Палата 12/g была заполнена беженцами из трущоб, большинство из них — простуженные или недолеченные. Дни регулярного питания и жаропонижающих инъекций поправили ситуацию, так что она надеялась вернуть большинство в лагеря беженцев в ближайшие пару дней. Это освободило бы драгоценное место.
Она зашла в отделение со сводчатым потолком: длинный выкрашенный в зеленый цвет каменный зал с семью сотнями коек. Некоторые были отгорожены ширмами. Некоторые — окружены семьями пациентов, отказавшихся расставаться с родней. В воздухе ощущался теплый, сладковатый душок живых тел — и грязи.
От койки посреди комнаты доносились крики. Двое ее ординарцев, узнаваемые по своим красным одеждам среди грязных пациентов, пытались успокоить рабочего из наружных трущоб на глазах у группки других оттуда же. Рабочий был крупный мужчина без каких-либо видимых повреждений, но измученный и бледный. Он кричал на ординарцев и нервно, угрожающе жестикулировал.
Кёрт вздохнула. Это был не первый случай. Как и очень многие из обездоленного низшего класса, рабочий был обскурозависимым, подсевшим на сладкий опиат, облегчающий его жалкую дерьмовую жизнь. Обскура была дешевле алкоголя. Он, вероятно, использовал трубку или ингалятор. Когда началось вторжение, рабочие бежали в улей. Теперь многие из них жалели, что в панике бросили заначки опиата. У нее уже было девяносто с лишним пациентов, принятых с тем, что сочли симптомами воспаления кишечника. После нескольких дней ухода и питания оказывалось, что у них абстинентные спазмы.
Отчаявшись, некоторые зависимые требовали лекарств, чтобы облегчить ломку. Некоторые выдерживали фазы абстиненции. Но многие становились жестокими и неадекватными. Некоторым — хроническим, давно подсевшим — ей пришлось выписать облегчающие транквилизаторы.
Кёрт вклинилась между ординарцами и повернулась лицом к мужчине, успокаивающе подняв руки.
— Я старший врач, — мягко сказала она. — Как вас зовут?
Рабочий прорычал что-то нечленораздельно, по его подбородку текла пена, когда челюсть шевелилась. Белки были слишком яркими.
— Ваше имя? Как вас зовут?
— Н-норанд.
— Как долго вы использовали обскуру, Норанд?
Еще один невнятный визг. Заикание.
— Как долго? Это важно.
— С-с тех пор, к-к-как был п-п-подмастерьем…
Не меньше двадцати лет. Пожизненно подсел. Здесь не о чем говорить. Кёрт сомневалась, что рабочий когда-либо сможет побороть привычку, разрушавшую его мозг.
— Я кое-что вам достану, что вам поможет, Норанд. Вам надо просто успокоиться. Сможете?
— Т-т-таблетки? — пробормотал он, жуя губу.
Она кивнула.
— Вы успокоитесь теперь?
У рабочего затряслась голова, и он уселся обратно на койку, тяжело дыша и перебирая пальцами простыни.
Кёрт повернулась к ординарцам.
— Принесите две дозы ломитамола. Живо!
Один из ординарцев заторопился прочь. Она отправила второго развести пациентов по их койкам.
Фоновый шум палаты на секунду смолк. Кёрт повернулась к рабочему спиной и поняла, что это было большой ошибкой. Он обернулась вовремя, чтобы увидеть, как он бросается на нее, оскалив гниющие зубы, со ржавым складным ножом в руке.
Механически удивившись, как, во имя Императора, ему удалось протащить нож в зал, она успела отступить в сторону. Рабочий боком врезался в нее, и она отшатнулась, перевернув тележку с водой. Бутылки разбились о плитку. Рабочий, пронзительно завывая, переступил через осколки, пытаясь удержать равновесие. Он ткнул в нее ножом, и она закричала, откатываясь в сторону и порезав руку о разбитое стекло. Анна барахталась, пытаясь встать и ожидая, что в любой миг он всадит нож ей в спину.
Оглянувшись, она увидела, что он задыхается и давится, взятый в замок. Дорден, танитский военврач, левой рукой зажал шею зависимого, а правой крепко держал руку с ножом — на приличном расстоянии от обоих. Зависимый булькал. Дорден был абсолютно спокоен. Его хватка выдавала навыки специалиста и приходилась на шею всего в миллиметре-двух от сонной артерии, всего в сантиметре от того, чтобы сломать шею. Лишь выдающийся медик или имперский ассасин мог действовать с такой ювелирной точностью.
— Брось, — сказал Дорден в ухо рабочему.
— Н-н-нгггххх!
— Брось. Это, — повторил Призрак твердо.
Дорден прижал большой палец к пульсу на запястье мужчины, и рабочий мигом выпустил нож. Ржавое оружие застучало по полу, Кёрт отшвырнула его.
