Москвы»
Контрнаступление 1941 года глазами солдат
78 лет назад, 5 декабря 1941 года, началось контрнаступление советских войск под Москвой. Эта операция открыла счет большим победам Красной армии в Великой Отечественной войне
Когда маршала Георгия Жукова спрашивали, что ему сильнее прочего запомнилось из Великой Отечественной войны, он всегда отвечал: «Битва за Москву». Она оказалась самой трудной.
«В первых числах декабря по характеру действий и силе ударов всех группировок немецких войск чувствовалось, что противник выдыхается и для ведения наступательных действий уже не имеет ни сил, ни средств… Противник в ходе битвы за Москву растянул войска до такой степени, что в финальных сражениях на ближних подступах к столице они потеряли пробивную способность. Гитлеровское командование не ожидало таких больших потерь, а восполнить их не смогло. В некоторых ротах осталось по 20–30 человек…» – писал Жуков в книге «Воспоминания и размышления».
К концу ноября советское командование уже одержало две локальные победы на противоположных участках фронта. На юге войска СССР освободили от немцев Ростов-на-Дону, что позволило остановить наступление вермахта на Кавказ. На севере – отвоевали Тихвин, благодаря чему германские войска не смогли войти в Ленинград, и заняли там глухую оборону почти на три года. 29 ноября Жуков предложил Сталину начать контрнаступление под Москвой и тот согласился.
Контрнаступление началось в ночь с 5 на 6 декабря на фронте от Калинина до Ельца. Жуков сосредоточил усилия против клиньев, которые противник вбил в советскую оборону к северу и югу от Москвы. Войска гитлеровцев отходили от предыдущих боев и были морально подавлены из-за того, что Москву не удалось взять с ходу.
Генерал Гудериан, командовавший одной из группировок, планировавших взятие Москвы, обустроил свою штаб-квартиру в 15 км к югу от Тулы, в Ясной Поляне – усадьбе, где когда-то жил и работал Лев Толстой. Именно здесь в ночь с 5 на 6 декабря он принял решение отозвать передовые части своей танковой армии и перейти к обороне. «Холодное и никуда не годное жилье, недостаток обмундирования, большие потери в живой силе и технике, скудные поставки горючего – все это превращает боевые операции в пытку, меня все больше и больше гнетет тяжкий груз ответственности, который, несмотря ни на какие высокие слова, никто не может снять с моих плеч», – писал он жене. Вскоре Гитлер отстранил генерала от должности.
Удар оказался для немецкой армии совершенно неожиданным. За десять дней боев войска противника были отброшены на исходные порции ноябрьского наступления. К 25 декабря Красная армия вышла к Оке.
Одну из первых наступательных операций, целью которой было освобождение Клина, проводила 8-я танковая бригада Александра Винтовкина. Танки Т-34 успешно преодолевали снежную целину, обходили опорные пункты врага и наносили удары по флангам и тылу.
«Танкисты освободили первые населенные пункты: села Борщево и Трехднево, – вспоминал Винтовкин. – В последнем было захвачено 15 автомашин, кузова которых доверху были наполнены награбленным добром: пальто, юбками, кофтами, теплой обувью, одеялами… Всем этим гитлеровские вояки, так и не дождавшись от фюрера зимнего обмундирования, пытались спастись от русских морозов».
«Каждый час приносит страшные вести»
Гитлер назвал «решающей» битву за Москву дважды: в директиве от 6 сентября о подготовке наступления и 30 сентября, в день начала штурма в воззвании к войскам. Незадолго до начала советского контрнаступления он заверил народ Германии, что СССР уже никогда не оправится от понесенных потерь.
Сила, инициатива и технический опыт действительно были на стороне немцев. Как и в начале войны, не было сплошной линии советской обороны; но на этот раз дело происходило не на дальних западных границах, а в немногих сотнях километров от Москвы. Столица внезапно оказалась без защиты. Гитлер лично отдал приказ о формировании специальной команды, которой предстояло стереть Кремль с лица земли.
О том, что стало с этими планами в реальности, впоследствии будет написано немало воспоминаний.
Генерал Гюнтер Блюментритт: «Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».
Офицер Луитпольд Штейдле: «Пятого декабря начались сильные удары с воздуха по тыловым коммуникациям и исходным районам, где до сих пор можно было чувствовать себя в безопасности. Несколько десятков самых боеспособных немецких дивизий было разбито. По обе стороны шоссе лежали убитые и замерзшие. Это был пролог к Сталинграду; блицкриг окончательно провалился».
Немецкий рядовой Фольтгеймер (из письма жене): «Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести. Умоляю тебя, перестань мне писать о шелке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми, я погибаю, я умру, я это чувствую».
Говоря о причинах итогового поражения под Москвой, гитлеровские генералы и западные историки, которые основывались на их свидетельствах, упоминали огромные русские пространства и жестокие морозы. Но известно, что температура в декабре 1941 года не превышала –20 °С. Советские военачальники и современные российские историки говорят прежде всего о моральных качествах, сплоченности, сознании собственной правоты.
Немаловажно и то, что сами немцы в разы переоценили свои возможности. Гитлеровские генералы были убеждены, что СССР не сможет оправиться от летних поражений.
О самоуверенности немцев писал и Жуков: «Гитлеровское верховное командование допустило крупную ошибку в расчете сил и средств. Оно серьезно недооценило возможности Красной армии и явно переоценило возможности своих войск».
Каждодневные подвиги
Сражение шло и на фронте, и в тылу. «От той суровой поры 1941–1942 годов особенно помнятся постоянный голод, холод, кромешная темнота, звуки сирен воздушной тревоги, разрывы бомб и залпы зенитных пушек, установленных в скверах и парках. Особенно страшно было добираться до своего завода в ночную смену…» – вспоминал московский авиационный ремонтник Вячеслав Кругликов.
Жизнь самого города частично переместилась в метро, которое выполняло не только функцию бомбоубежища. Например, на станции «Курская» работала библиотека, на других станциях – магазины, парикмахерские. В московском метро родилось 217 детей.
Мирные жители, ждавшие освобождения от нацистских захватчиков, держались из последних сил. Любовь Яшкина из деревни Рузино вспоминала: «Когда к нам в деревню пришли немцы, домов наших уже не было. Они были сожжены нашими солдатами, чтобы немцам негде было скрываться. Мы жили в землянках, которые на скорую руку были выкопаны… Они издевались над нами… И (когда освобождали нас, наши солдаты) сказали: «Теперь мы их погоним». И вот они, в общем, погнали, и мы наутро встали, стали выползать на улицу, было очень снежно, было очень холодно. А мы и голодные, и холодные, и пошли мы в свои пепелища собирать
