свои багровые лучи на склоны гор.
Стадо приближалось к опушке кедровника. Дальше шли дубняки, где Рваное Ухо надеялся найти обильную пищу.
Но прежде чем стадо высыпало на открытые дубняки, вожак остановил его, а сам отправился вперед, исследовать местность.
Обойдя весь склон хребта и убедившись, что желуди имеются в изобилии под каждым деревом и опасность не угрожает ни с какой стороны, Рваное ухо вернулся к стаду и вывел его на солнопеки пологого хребта.
Здесь толстокожие опять разбрелись по всему склону, и каждая семья устроилась по-своему, избрав себе отдельное дерево, под которым немедленно же появилась свежая постель из хвороста и ветвей орешника.
На такой постели каждая мать могла отдыхать лежа со всеми своими поросятами.
По обыкновению, вожак бдительно охранял стадо и, время от времени, обходил дозором все окрестности, прислушиваясь чутким ухом к звукам, доносившимся из тайги, и втягивая морозный воздух в свои горячие широкие ноздри.
Ночь прошла спокойно. Утром, чуть свет показался на восточной стороне небосклона, Рваное Ухо был уже на ногах и занялся своим ответственным делом. Первые лучи яркого солнца, вырвавшиеся из-за скалистого гребня Лао-Э-Лина, осветили мирную картину многочисленного стада кабанов, жирующих на склоне горы.
На пелене девственного снега темнели пятнами взрослые животные, а между ними мелькали черные точки, это неугомонные поросята устраивали свои игры и резвились, не чувствуя новую беду, нависшую над ними грозною тучей.
С трех сторон окружили охотники стадо.
На гребне хребта залегли стрелки, а по бокам расположились другие с собаками.
Медленно, но неотступно, следовали они за кабанами и, наконец, окружили их кольцом. Ждали наступления дня.
Рваное Ухо заметил опасность слишком поздно. Он подал сигнал тревоги тогда, когда одна из нетерпеливых собак вырвалась из рук охотника и облаяла кабанов.
После тревоги кабаны насторожились.
Спущенные с привязей собаки ринулись в середину стада и пошла потеха…
Лай собак, визг поросят, хрюканье свиней и злобное фырканье кабанов, вместе с частыми выстрелами из винтовок, огласили невозмутимую тишину леса и наполнили ее необычными звуками.
На месте побоища ничего нельзя было разобрать. Тела собак и кабанов свивались клубками, снег взвивался кверху, как в вихре урагана.
Поросята шныряли между ногами взрослых и падали пол пулями охотников.
Взрослые кабаны-секачи, отбиваясь от наседавших собак, подбрасывали последних на воздух своими страшными клыками и топтали павших острыми копытами. Рваное Ухо поспевал везде, где помощь его была необходима, и не мало собак вспорол он своими изогнутыми желтыми клыками.
Битва продолжалась недолго. Через четверть часа на поле брани, залитом кровью, осталось пять мертвых кабанов и свиней, и десятка полтора поросят. Тут же лежали на снегу мертвые собаки, с выпущенными внутренностями.
Помятые и изуродованные псы жалобно скулили, зализывая свои зияющие кровоточащие раны.
Рваное Ухо увел свое стадо к северу, на гору Кокуй-Шань, при чем, пришлось ему первому прорвать цепь охотников, залегших за укрытиями на самом гребне хребта.
По счастливой случайности, он не был ранен, но многие из стада получили ранения более или менее серьезные.
Уцелевшие собаки преследовали стадо и дружный лай их слышался еще долго, пока звуки отдельных голосов не замерли в глубине тайги.
Охотники обходили поле сражения и ножами прирезывали раненых, для чего нож быстро вгонялся под лопатку. Раненый кабан ложился покорно на бок и испускал дух, при чем, окровавленный язык закусывался зубами.
Двух раненых собак также пришлось добить, так как выпущенные из брюшины кишки были втоптаны в грязный снег и спасти их было невозможно.
Из двадцати собак погибло восемь. Ранены же были все поголовно.
Кабаны и свиньи защищались храбро и отчаянно и дорого продавали свою жизнь.
Застигнутые врасплох, они могли бы уйти, подвергаясь только выстрелам охотников, но их удерживало от бегства чадолюбие. Они защищали своих детей и гибли, падая на их трупы.
Рваное Ухо также мог уйти благополучно, но чувство ответственности перед стадом заставило его вступить в бой и рисковать своей жизнью.
Охотников было пять человек. Они пришли с поста лесной концессии.
Счастливые и довольные, раскуривая трубки – носогрейки, они занялись потрошением убитого зверя.
В ясном морозном воздухе раздавались их веселые звучные голоса и эхо вторило им в ближайшей скалистой россыпи и в глубине далекого ущелья.
На ходу, во время бегства, кабаны перестраивались в боевой порядок. Под угрозой наседающих собак, взрослые кабаны стали по бокам стада, угрожая им своими острыми бивнями.
Собаки, видя, что им не справиться одним без человека, постепенно отстали от стада и вернулись к своим хозяевам.
Рваное Ухо шел впереди стада и неотвязная дума сверлила, как штопором, его старую голову. Он сознавал, что ответственность перед стадом слишком велика и ему не справиться с обязанностями вожака. Пора уходить на покой.
C этими мыслями он привел своих одноплеменников на южные склоны горы, где они расположились в чаще орешника, скрывавшего их от взоров хищников.
В течение последующих дней вожак заметил, что отношение к нему кабанов и свиней изменилось. Прежнего послушания и покорности как не бывало; даже молодые свиньи перестали уступать ему дорогу, а поросята толкали его в бока самым непочтительным образом.
Однажды молодой секач, с огромными белыми клыками, улегся на его постели из мягких и душистых веток ели. Рваное ухо, возмущенный поведением молодого нахала, вздумал было его проучить, но получил такой отпор, что старый вожак должен был уступить.
Он покинул стадо ночью, когда все спали, и удалился к югу, в западные отроги главного хребта, где бродил когда-то с матерью, будучи еще молодым поросенком.
Двое суток пути отдаляло его от стада, и он был уверен, что теперь его оставят в покое, доживать свой век в одиночестве, вдали от суеты и треволнений. Он поселился в пещере, на высоком горном перевале, откуда открывался прекрасный вид на зеленое безбрежное море дикого Шу-Хая.
XXVI. Закон тайги
Горы и леса застыли под ледяным дыханием северного циклона, набросившего на них белый саван старухи зимы.
Зверовой промысел был в самом разгаре.
Пушная страда началась.
В убогих фанзах, в зимовьях, на таежных тропах, шла интенсивная работа. Настораживались ловушки, слопцы и пасти, ставились западни и петли.
Шкурки добытых пушных зверей тщательно просушивались и складывались в особых хранилищах внутри фанз и в дуплах деревьев, где находились специальные тайники-таежные сейфы.
Хотя суровый закон тайги и не допускает воровства пушнины, все же драгоценные шкурки тщательно предохраняются, не столько от лихого человека, сколько от мелких лесных воришек мышей, полевок и землероек.
Закон тайги-самый древний из всех юридических установлений
