грела котёнку молоко, он куда-то убежал, заблудился и не вернулся. Эбе отправилась искать его и зашла в комнату гетеры, куда слугам вход строго запрещён. И как раз в этот момент туда вошли куртизанка и Феликс. Служанка, опасаясь наказания, спряталась за штору, оттуда и увидела, как твой друг положил что-то на кровать и попросил Глафиру сберечь.
— Сумку?
— Нет, не сумку, а что-то вроде деревянного футляра, похожего на тот, что носят аптекари.
— Золотая пчела и аптекарский футляр — какое странное сочетание… — в растерянности пробормотал Аврелий.
— Да Глафира и сама странная! Даже не представляю, как она находит клиентов. Страхолюдина, худая как гвоздь… — сказала Помпония, радуясь, что патриций не замедлил согласиться с нею. — Глаза каку ведьмы и вдобавок живёт на Эсквилин-ском холме, возле старого кладбища…
— Нехороший квартал, в последнее время там ещё и поджигатель орудует, — добавил Кастор, вмешавшись в разговор, что дало ему право налить себе вина.
— Говорят, сгоревшие дома никогда не восстановят, — сообщила всеведущая матрона. — И хотела бы я знать, а где будут жить эти несчастные, что остались без крыши над головой…
— Под мостами Тибра, моя госпожа, — не все купаются в золоте в самом богатом городе мира!
— Кстати, по поводу золота. Кто лучше ювелира объяснит мне, что представляет собой это украшение? Завтра отправлюсь к Токулу и покажу ему серёжку Зенобии, — решил сенатор.
Кастор и Помпония между тем были слишком заняты дегустацией убанского пятнадцатилетней выдержки, чтобы слушать его.
XVII
ЗА ДЕВЯТЬ ДНЕЙ ДО ИЮЛЬСКИХ КАЛЕНД
На другой день сенатор Стаций поднялся рано, чтобы наверняка застать жаворонка Токула за работой.
Ювелир большую часть дня проводил в своих магазинах на викус Аргентариус и виа Сакра, но в тот день находился в одной из лавок, размещавшихся на первом этаже его домуса.
«Ещё несколько лет назад, — подумал патриций, — невозможно было даже представить, чтобы сенатор открыто занимался торговлей». Согласно цензу, уровень дохода, который позволял стать сенатором, должен был быть не только весьма высок, но и получен только от земельных владений.
Правило это до сих пор оставалось в силе, так что и Токулу пришлось распродать часть своих процветающих мастерских и вложить деньги в земельные угодья, чтобы получить право участвовать в заседаниях Сената. Но теперь уже многие отцы-основатели не считали зазорным заниматься торговлей, нередко через надёжных подставных лиц, что позволяло избегать конфликта интересов. Не секрет, что зачастую сенаторы добывали себе возможность хорошенько заработать с помощью разного рода законопроектов.
И все же новые сенаторы, как только поднимались на ступени курии, старались извлекать прибыль только от управления земельной собственностью и скорее умерли бы от стыда, чем встали за прилавок.
Но не таков был Токул, который, когда Публий Аврелий вошёл в лавку, как раз рассчитывался с посредником.
Патриций показал ювелиру подвеску, прося совета, и тот довольно долго вертел её в руках, прежде чем ответить.
— Это ценная вещь. Не столько из-за веса металла, сколько из-за необычайно тонкой работы, — сказал он, рассматривая золотую пчелу сквозь выпуклое стекло.
Аврелий решился высказать своё мнение:
— Мне кажется, это сделано не в Египте и не в Индии. Тельце пчелы украшено маленькими золотыми гранулами.
— Да, этот способ изобрели совсем недавно, — заметил ювелир, не вдаваясь в подробности.
— Некоторые, однако, считают, что он известен с древнейших времён, — возразил сенатор.
— Выдумки, — покачал головой Токул. — Так или иначе, это изделие из чистого литого золота.
— А что, разве бывает иначе? — удивился патриций, обнаруживая свою неосведомлённость в этом вопросе.
— Шутишь? Знаешь, сколько весили бы некоторые побрякушки, не будь в них примесей других металлов? Пойдём, покажу: мастерские напротив.
Они перешли дорогу и направились к большому зданию, второй этаж которого по периметру окружал узкий деревянный балкон. Многочисленные прохожие бросали на них уважительные взгляды, но почтительные поклоны отвешивали сначала ювелиру, а уж потом сенатору.
Токул, похоже, имел большой авторитет в этом квартале, где жил после смерти отца. Тут он открыл свою первую лавку, тут скреплял печаткой первые контракты и, несмотря на изрядно возросшее в последние годы состояние и политическое влияние, не считал нужным куда-то перебираться, довольствуясь тем, что по мере разрастания своего дела скупал соседние здания. Он не изменил и свои привычки: продолжал пользоваться бесплатными термами и бриться у одного и того же старого цирюльника, решительно отказываясь заводить собственного брадобрея.
— Хозяин… — поклонились рабочие, увидев его в дверях. Мастерская была огромной, над ней возвышались антресоли, где рабочие ночевали.
Большую часть помещения занимали многочисленные наковальни, на которых ремесленники изготовляли золотую фольгу, сплющивая молоточком золотые пластины. Далее фольгу складывали в несколько слоёв и сваривали, создавая нужную форму.
— Видишь ли, — объяснил Токул, — сварка делается из сплава золота, серебра и меди, у них точка плавления достаточно низкая, так что работа получается проще и дешевле. И в результате любое изделие выглядит как настоящее золото и доступно многим кошелькам… А вот здесь работает мой мастер по «золоту для питья», то есть посуде для сервировки стола. И нередко из его рук выходят настоящие шедевры. Мелос, — велел он подмастерью, убиравшему помещение, — покажи чашу, над которой сейчас работаешь! — И юноша тотчас поспешил показать гостю великолепную чашу, украшенную гроздьями и листьями винограда. — Всего будет изготовлено двадцать таких совершенно одинаковых чаш. В этот набор входят также два кубка, кратер и амфора, и для них ещё нужно придумать рисунок, — завершил рассказ хитрый торговец, глядя на Аврелия соколом, высматривающим с заоблачной высоты свою жертву.
— А что скажешь об изображении Бахуса и Ариадны? — спросил сенатор.
— Такое обошлось бы в целое состояние, да только где найти покупателя, — притворно ужаснулся Токул.
— Считай, что уже нашёл! — пообещал сенатор, не в силах удержаться от соблазна.
— Это большой расход, обдумай спокойно, — предупредил ювелир, походивший в этот момент на изголодавшуюся лисицу, которая слушает, глотая слюну, как квохчут куры в неохраняемом курятнике.
— Я могу позволить себе такой каприз. — решительно заявил Аврелий и подумал про себя: «Хотя не уверен, успею ли испить из этой чаши».
— Утоли моё
