за выходные ничего серьезного не произойдет. Полиции тоже нужен отдых.
– Курта я собирался послать на сбор шишек, – вздохнул Густаф, в отчаянии озирая список задач.
– Могу взять это на себя, – великодушно предложил я. – Но сперва я хотел бы узнать, что это за мистический шабаш – сбор шишек.
– Клуб «Лайонс» каждый год проводит крупное мероприятие по сбору сосновых шишек. На этот раз оно к тому же выпадает на воскресенье, там соберется масса народу. Могут получиться отличные фото и текст со множеством известных имен. Такое все с удовольствием читают.
– Невероятно вдохновляющая работа, – съязвил я.
– Только смотри не найди в лесу еще каких-нибудь сенсаций, – так же язвительно бросил Бенгт и ушел.
– Тогда с воскресеньем все неплохо устроилось, – пробормотал Густаф. – С субботой сложнее. Таге, твоя очередь дежурить в редакции. Я не могу, потому что я вхожу в юбилейный комитет стрелкового клуба и у нас завтра вечером большая встреча. Ты будешь здесь, а вот Бенгта не будет, Торстенссон будет освещать расследование, Бёрье готовится к воскресным спортивным событиям, Севед берет на себя похороны Инги Бритт – это мы должны подать с размахом, – и все, на этом народ у нас заканчивается.
Он жалобно посмотрел на меня.
– К сожалению, у нас нет никого, кто мог бы посидеть на телефоне в первой половине дня.
После моих предыдущих успехов я не решился сопротивляться.
– Так и быть, приду посижу несколько часов.
– Вот выручил, – улыбнулся Густаф. – Какая у нас отличная редакция, каждый готов прийти на помощь, если нужно.
Я покинул мозговой трест, направляясь в свой кабинет. Бенгт тщательно закрыл свою дверь. До меня доносились только характерные звуки, когда он стучал на своей пишущей машинке.
Желая насладиться одиночеством, я закурил сигарету и принял свое любимое положение – ноги на столе.
Ожидаемые нападки на меня за преждевременное возвращение так и не последовали. Похоже, только Бенгта они сбили с намеченной колеи. И ребенок бы заметил – его отъезд на выходные был придуман впопыхах.
Но плевать мне на Бенгта Хоканссона. У меня есть собственные проблемы – например, как можно скорее разыскать Альфа Экмана. В ушах у меня звучали его прощальные слова.
«Я возвращаюсь в город, чтобы повстречаться с товарищем по школе. Нам надо кое-что обсудить».
Я рывком сел.
В его возрасте человек обычно не слишком настроен встречаться со школьными друзьями – разве что для этого есть серьезный повод.
Что Альф Экман собирался обсудить с товарищем по школе?
Почему товарищ обрюхатил его жену?
Почему товарищ сделался убийцей?
Пулей вылетев из своего кабинета, я понесся в архив. Хенрик Боргстрём, кажется, уже начал привыкать к моим неожиданным появлениям.
– У тебя в архиве есть старые школьные фотографии?
– Смотря что ты имеешь в виду под старыми школьными фотографиями, – со свойственной ему основательностью начал он.
– Школьные классы. Снимки выпускных классов, – выкрикнул я. – Разве в газетах такое не публикуют?
– Публикуют. Естественно, эти фотографии зарегистрированы. Когда поступил в архив тот снимок, который ты ищешь?
Я быстро подсчитал в уме.
– Где-то в середине 50-х. Начнем с 1950-го и далее.
– Вероятно, это будет непросто, но давай попробуем, – проговорил старый архивариус, нырнул в какой-то шкаф и стал рыться среди конвертов.
Долгое время мне видна была только его филейная часть, но наконец он, сияя, выпрямился.
– Вот они!
Выхватив у него из рук конверт, я принялся перелистывать снимки. Выпускные классы всех школ города за 1952 год. Выпускные классы всех школ города за 1953 год. Выпускные классы всех школ города за 1954 год. Все имена, все застывшие лица уставившихся в камеру детей смешались у меня в голове.
В стопке снимков выпускных классов всех школ города за 1955 год я нашел, что искал.
В верхнем ряду первый слева: Альф Экман.
Мускулистый парень задиристо смотрел на фотографа из-под челки.
Боже милостивый, рядом с ним стоит Ирма Блум, дочь Крунблума, тоненькая светловолосая девушка – за тысячу световых лет от той роковой женщины, в которую она превратилась в последние годы.
Второй ряд слева направо: Бенгт Хоканссон…
Мой указательный палец замер. Темноволосый тощий паренек смущенно смотрел в объектив.
– Ты нашел что искал? – услышал я за спиной голос Боргстрёма.
Я облизнул внезапно пересохшие губы.
– Да. Это тот самый снимок.
Распахнулась дверь, и в архив вошел Бенгт. Увидев меня, он подошел к столу, за которым я сидел. Схватил снимок, окинул его быстрым взглядом и швырнул на место.
– Ты доволен, ищейка? Теперь, небось, и меня запишешь в убийцы, учитывая твою способность делать поспешные выводы.
– Никогда, Бенгт. Никогда. Послушай меня.
Бенгт не стал меня слушать. Он развернулся и вышел.
– Что с ним такое? – спросил Боргстрём, глядя поверх очков. – Что-то случилось?
– Вовсе нет, – поспешил успокоить его я. – У нас в редакции принят такой грубоватый, но, по сути, сердечный тон общения.
Домой в темную пустую квартиру я вернулся в отвратительном настроении.
Что происходит вокруг меня?
Более всего мне хотелось отправиться в бар, но я еще не успел выписать счет на покрытие моих расходов после приключений в стране сахарной свеклы и не решался еще раз превысить лимиты по выдаче чеков. Без всякой надежды я пошел в кухню, на случай, если…
Там меня ожидал приятный сюрприз. В холодильник Бенгт заложил бутылочку мозельского вина, там же в пакете лежала целая гора креветок.
В кладовке обнаружилась пачка колбасок, несколько баночек всяких деликатесных консервов и бутылка красного вина – фаворита Гит.
Меня ничуть не мучила совесть за то, что я приложился ко всем этим вкусностям. Накрыв на стол, как положено, я съел креветки, выпил белое вино, а потом пожарил колбаски и открыл красное. Через некоторое время я снова почувствовал себя человеком.
Две бутылки вина вогнали меня в сон, и я задремал в кресле, когда раздался звонок в дверь. Заспанный, я вывалился в прихожую, чтобы открыть дверь. Свет я не зажигал и увидел в темноте лишь большую фигуру, двигавшуюся на меня.
В своем полусонном состоянии я даже не испугался, но выставил ладонь в направлении того места, где, по моим представлениям, находилось лицо этой темной фигуры. И тут же отдернул руку. Ибо мои пальцы нащупали нечто теплое, мокрое и липкое.
Это могло быть только одно: кровь!
Второй рукой я сумел найти на стене кнопку выключателя.
Мы оба заморгали от яркого света: я и Дан Сандер!
Он стоял передо мной с распухшим лицом, а из раны над левой бровью сочилась кровь.
– Чертов гад, – проговорил он, тяжело дыша. – Этот урод сбежал.
Я отвел его в кресло
