class="p1">И тут до Решетникова дошло, что он действительно не видел сына.
– Он по барам тусуется, – продолжал Рудов, – сбежал от вас… мы у него только телефон отжали, и все… Ну а теперь ты сядешь. Потому что ты баран… И я устрою тебе тяжкие телесные, до пятнадцати лет…
Решетников удивился такой осведомленности:
– Ты откуда знаешь?
– Я три раза от нее отмазывался. Так что на каторгу пойдешь, черт.
– Пора работать над смягчающими… – Решетников повернулся к охраннику: – Полицию вызвали?
Тот кивнул.
– А «Скорую»?
Охранник кивнул, и вскоре все увидели, как к ресторану подъезжает полицейский автомобиль. Решетников бросил биту и поднял вверх руки.
Рудов не солгал: Саша сидел в баре со Стасей. Они пили чай и обсуждали, куда пойти вечером. Вдруг его внимание привлек репортаж из сводки новостей, которые шли по телевизору.
– …Сегодня в центре города был арестован сценарист Петр Решетников за избиение бизнесмена Рудова. Решетников сам сдался правоохранительным органам…
Саша повернулся к Стасе:
– Дай телефон. Дай. Быстро.
Стася без слов протянула ему телефон. Саша набрал номер матери.
– Алло, привет, что там с папой?
– Это кто?
– Саша. Что с папой?
– Саш, ты же в больнице! – воскликнула Ольга.
– Какой больнице?
– Тебя машина сбила!
– Мам, что ты несешь?! Что с папой?
Решетников обрадовался, когда увидел Достоевского, присевшего рядом.
– Ты не прав, – сказал Федор Михайлович, неодобрительно качнув головой.
– Я прав, – убежденно возразил Решетников. – Поначалу да, было страшно сесть, но сейчас я все обдумал. Я уже решил. Я сяду, да. Дадут лет десять, не больше. По УДО выйду через пять, и вот тогда я буду писателем.
– У тебя семья. Меня по глупости тогда…
– Ну вы же хвалили каторгу. С народом там сошлись, переродились. Вы же… «Записки из мертвого дома», мне очень нравится. Напишу вторую часть.
– Не дури, – продолжал увещевать Достоевский.
– Я принял решение. Я сяду. И стану писателем.
* * *
Через час Ольга и Саша уже сидели в комнате свиданий следственного изолятора. В отличие от жены и сына, на которых лица не было от беспокойства, Решетников выглядел каким-то умиротворенным. Он принял для себя решение, что готов сесть в тюрьму.
– У этого бизнесмена отказало ухо, не слышит, – говорила Ольга. – Это причинение тяжкого вреда здоровью. Тебе грозит до пятнадцати лет.
– Славно, – улыбнулся Решетников. – А бил я его по руке.
– Чему ты радуешься?
– Боялся, что будет средней тяжести и отделаюсь условным.
Решетников посмотрела на сына и сказал:
– Я не спал с ней.
– Я понял.
– Нужно что-то делать. – Ольга нервно крутила часы на запястье. – Тебя посадят, понимаешь?
– Конечно. Так и правильно. Наказания без преступления не бывает.
– Хочешь сына без отца оставить?
– Да какой я отец был, ты права. И муж никакой. Жалко, бестселлера не написал, так бы на роялти жили. Но придется пояса подтянуть, поститься начать.
Ольга в гневе поднялась и, громко бросив: «Идиот!» – вышла в коридор.
– А ты чего сидишь, иди, отрекись от отца.
Саша, улыбаясь, смотрел на Решетникова. Потом резко посерьезнел и сказал:
– Я влюбился, она беременна. Мне нужен отец.
– Что?!
– Зовут Стася, познакомить? Отличная девушка.
– Маме не говори.
– Ну да, говорю, папа нужен. Деньги на карточке кончились, рожать надо. Да и вообще сейчас самое время отцовским советам.
Решетников помолчал, о чем-то раздумывая.
– Счастливый финал – он самый сложный. Чтобы не получилось развесистой клюквы.
– Так какие у тебя варианты?
* * *
Даша пришла в палату Рудова. Он лежал в кровати с видом тяжелобольного. Вся верхняя часть туловища и голова у него были перебинтованы. Увидев посетительницу, он молча, но с большим интересом воззрился на нее.
– Господин Рудов, вы были клиентом нашего агентства, вы попросили придумать вам алиби, когда… сняли на видео, как вы занимаетесь сексом с девушками.
– За это уже пострадал, – обиженно ответил Рудов.
– Совершенно верно. Но это вновь всплывет, и у нас есть новые видео, тогда мы не все выложили. Вам это надо? Тем более что у Решетникова появляется мотив в вашем избиении, это ведь вы доводили его до самоубийства.
– Это недоказуемо.
– Да. Но весь этот шум… Оно вам надо? Могут появиться еще записи с несовершеннолетними девочками, да, поддельными, но оно вам надо?
Рудов задумчиво разглядывал Дашу:
– Вы его любите?
Даша без капли смущения продолжала на него смотреть в ожидании ответа.
– Я подумаю, – сказал Рудов.
И Рудов подумал. Решетникову назначили условный срок – два года и штраф в сорок тысяч рублей.
Ольга и Саша ждали его у здания суда.
– Поздравляю, – сказал Саша, протянув отцу руку.
– Я не хотел делать тебе больно, – грустно сказал Решетников.
– Я знаю. Но если ты начал врать, я понял, что я тебе дорог.
– Просто я хочу, чтобы ты был рядом и с тобой все было хорошо.
Решетников проводил глазами Ольгу, которая шла к своей машине.
– Мы теперь как жить будем? – проговорил он, ни к кому не обращаясь.
Саша ответил спокойно и рассудительно:
– Я с мамой. Она – с ним.
Проводив сына, Решетников набрал Стасю.
– Про беременность он пошутил, мы пока только хохочем и едим мороженое, – сразу сообщила она.
– Стася, не надо. Все, заканчивай.
– А что случилось?
– Думаю, не стоит так беречь его, все-таки сын, мужик. Пусть знает, что в жизни бывает больно и с этим надо жить, если не получается пережить.
Голос Стаси стал бесцветным:
– Хорошо, пусть будет плохо.
* * *
Решетников переехал в небольшой лофт, который уступил ему давний друг, надолго уехавший за границу. Там было довольно сумрачно и неуютно, но сейчас ему почему-то совсем не хотелось комфорта. Решетников сел за видавший виды стол и раскрыл ноутбук. И тут услышал за спиной голос Достоевского:
– У Раскольникова была такая каморка.
Решетников растерялся. Он был совершенно трезв и, главное, бодрствовал.
– Я разве сплю? – обернулся он к собеседнику.
Достоевский покачал головой.
– Нет. Теперь я всегда буду рядом, – сообщил он и спросил: – А чего не сел?
– Это было бы слишком эгоистично. Я больше всего в жизни хотел быть великим писателем. Да. Как и другие. Поэтому и думал пострадать, чтобы мне потом сторицей воздалось… но это эгоизм, есть люди, о которых мне надо заботиться. За которых я в ответе.
– Гений вырастает на костях своих близких.
– Значит, я не гений. И с этим мне придется жить. Я не хочу на костях. И не буду. Я не готов платить эту цену. Буду ремесленником, автором с крепкой рукой.
– Да. Вот теперь ты готов стать писателем, – сказал Достоевский.
Их разговор прервал звонок
