другие ведьмы, Алия не относится к стороне тьмы, вот только и средь людей ей места нет… Она странница, может путешествовать с помощью животных. Коснётся она, например, волка или рыси, или оленя, кстати, Алию звери не боятся, и тогда способна видеть глазами этого животного. Чувствовать то, что он чувствует и даже управлять им.
— Ничего себе! — тоже шёпотом ответила Скери, глядя в спину Алии, которая негромко переговаривалась с Майком.
— Вот-вот! — закивал Лэни, кажется, он гордился Алией. — Только последствия плачевные могут быть… Сливаясь со зверем, она рискует потерять свой разум и погибнуть. Слышала, как Алия странно разговаривает, словно не на родном языке говорит? Это потому что к звериному привыкает.
Скери бросила на него короткий взгляд, Лэни выглядел обеспокоенным и расстроенным, его женственное, красивое лицо было серьёзным и задумчивым.
Ещё по пути Скери узнала, что вечером, когда она уже спала, охотникам пришлось долго уговаривать возвратившуюся домой Алию. А на вопрос, куда уходила колдунья, Лэни ответил:
— В лес, ворожить. Хотела заранее узнать, соглашаться ей нам помогать, или нет.
— И что? — несмотря на вопрос, Скери была уверена, что ответ будет: «Да, конечно, Алия же нам помогает! Что ты ерунду спрашиваешь?», но Лэни её удивил:
— Мы её уговорили, а так она сказала, что высшие силы не дали согласия, но и не запретили.
— Как так? — мало что понимая, скорее для поддержания разговора спросила Скери.
— Ну, Алия к Рыцарям ночи относится, — пожал парень плечами.
— К кому? — с каждым шагом её привычный мир рушился и пушистыми хлопьями пепла улетучивался от неё вдаль, очень многое было в новинку.
— Рыцари Ночи — это те, кто выбрал середину между людьми и жителями тьмы. Они сами по себе, предпочитают никуда не вмешиваться, а покровительницей их считается сама Ночь, — непривычно спокойным голосом объяснил Лэни.
— Пришли! — ласково проговорила Алия, когда они вышли на большую поляну, заросшую четырехлистным клевером.
В глазах колдуньи стояло непонятное для Скери ликование и азарт.
***
Девятнадцать костров полыхали нестерпимо ярким пламенем, в их кругу стояла Скери. Алия сидела на земле у самого высокого и жаркого костра. Лицо и правая рука ведьмы были расписаны красными витиеватыми письменами. Руки Алии были поднесены к её лбу, прямые пальцы сплетены друг с другом.
Охотники находились за пределами магического круга, с невозмутимыми лицами они ждали окончания обряда. Майк и Лэни давно привыкли к таким вещам, многое они насмотрелись за свою жизнь, а вот Скери нервничала, к тому же голова у неё шла кругом, а кожу пекло от огня, несмотря на то, что костры полыхали на довольно большом от неё расстоянии.
Пламя становилось всё выше, краснее, но вдруг оно опало вниз, ставь призрачно-синего цвета. Алия поднялась, обернулась к Скери, протянула ей руку.
— Дай сюда кристаллы.
За спиной ведьмы с другой стороны костра, который единственный продолжал гореть красным высоким огнём, показался силуэт оленя. Скери, как зачарованная, протянула колдунье плату Смерти. Холодные кристаллики упали в ладони Алии, и она подёрнулась огнём… Скери не могла пошевелиться, руки и ноги её не слушались, она только испуганными глазами смотрела на Алию, слившуюся с пламенем костра.
Олень взревел и осыпался пеплом по зелёному ковру клевера, Алия с тихим стоном опустилась на колени, костры погасли, и прозрачный сизый дым спиралями поднялся к небу…
— Жертва принесена, — с ещё большим акцентом, растягивая слова, произнесла колдунья. — Возьми камушки обратно, — отдала она Скери кристаллы. — Смерть вы сможете найти на границе её жизни… Там, где водопад из зелёной воды, деревья выглядят так, будто корни у них вместо ветвей, а в тёмной, чернеющей траве сияют звёзды…
— Это ещё что за бред? — фыркнул подошедший Лэни, сбив своим восклицанием повисшую в воздухе жутковато-магическую таинственность.
***
Ветер сбивал серебристые крупные капли, стремившиеся с небес к земле, лавировал меж дождевых стрел, но солнце уже освещало уходящие, клубящиеся, тёмно-синие тучи.
Прохладные капли, оторванные ветром от туч и принесённые туда, где трава блестела от солнечных лучей, хрустальной россыпью упали на землю, застыли в лёд и белыми, прозрачными бусинами откатились в стороны от подола белоснежного одеяния той, которая бродила здесь с самого начала дождя.
Её серебряные волосы не были мокры, в них жемчугом застыли дождевые капли. В чёрных глазах горело по одному маленькому солнцу. Широкие рукава с бахромой на концах, что походили на пушистые крылья ночного мотылька, беззвучно развевались в воздухе.
А вокруг поле с растущими на нём деревьями без листвы. Глядя на них, казалось, что кто-то выкорчевал лес, да так и оставил лежать деревья перевёрнутыми, а природа, решив подшутить над самой собой, заставила их продолжить свой рост корнями вверх и в стороны, а потом, пожалев мёрзнущие обнажённые деревья, пустила по их стволам лианы, которые теперь свисают с них зелёным водопадом.
Трава была такой тёмной, что казалась чёрной. По вечерам в ней сияли светлячки, а сейчас блистали под солнцем льдинки, но когда Смерть отходила от них, они таяли и терялись в траве.
Смерть не заходила под арки из ветвей-корней, где по земле стелилась тьма, к которой изредка пробивался солнечный луч. Она бродила там, где сохранились очертания поля боя, на котором ей впервые повстречалась её любовь, которую здесь же она и погубила ради предотвращения великой беды. Не так и много времени прошло с тех пор, но поле ещё тогда, в одночасье, изменилось. Да и как было ему не измениться, когда именно на этом месте Смерть заточила Карнэ в бездне.
А страшное в своей красоте поле полукольцом охватывают молчаливые острые скалы… И Смерть шепчет своему одиночеству песню, которая терзала её холодное сердце.
— Лето и шумит листва… Что делать мне с вечностью без тебя? Ушёл ты и не вернёшься ко мне, ведь случись это и я исчезну в дыхании жизни, а ты, всё равно, окажешься от меня вдали, — она испытывала все поглощающую тоску по своей любви и боль от бессилия вернуть её. — Твои руки, я помню их, о, как они были теплы, сильны… Глаза — небесная синь, волосы — выбеленный на солнце лён. И твой голос — музыка, для которой я не найду слова… Биение сердца твоего, горячее, живое, я бы слушала его всегда. И ни за чтобы не коснулась, не обратила бы в лёд. Да и готова была никогда, никогда не приходить к тебе. Забыть все тропы, что вели к твоему дому! Не искать на дорогах твои следы! Не смотреть в глаза, не поднимать на тебя головы. Лишь бы ты…
