небытия, в котором отец пытался похоронить себя и нас. Чтобы выжить, я должна была добираться до письменного стола — тот представлялся мне спасательным кругом. Уроки и школьные обязанности были моим единственным шансом остаться в живых.
Голова разболелась, я встала, поднялась на носки и потянулась руками к потолку. Затекшие конечности выполняли команды мозга неохотно. До моего слуха донеслось бульканье воды в трубах.
Батареи центрального отопления в доме были теми же, что и при отце. Они согревали мамины зимы после моего отъезда, им же предстояло делать эту работу грядущей зимой. Куда девать старые вещи, я пока не знала, но вдруг сообразила, что́ необходимо сделать прямо сейчас. Перешагнув через плетеную корзину и стопку журналов, я подошла к радиатору, висящему на стене позади стола. Из-за него со всех сторон выглядывали комки пыли. Надо немедленно все вымыть и вычистить, для этого нужны сильные руки и моющие средства, а еще время и терпение. Когда я дунула, в воздух взвилось черное облако маминого безразличия. Я повернула краник с левой стороны и спустя несколько секунд услышала хлопок, какой раздается, когда откупориваешь бутылку с газировкой. Сжатый воздух в трубе поднял оставшуюся в батарее воду и выплеснул ее прямо мне на ноги. Отскочив, я выбежала в коридор и громко крикнула, обращаясь к матери:
— Чем ты занималась все эти годы? Почему ничего не делала и ни за чем не следила?
На привычном месте в ванной я отыскала сиреневый тазик, в котором мыла руки и лицо, когда еще была слишком мала, чтобы дотянуться до раковины. Достав его, я энергично взялась за работу — стала мыть все радиаторы в доме. Начала со своей комнаты — из батареи долго лились струи грязной воды, но постепенно она сделалась чище и наконец почти прекратила капать. Затем пришел черед радиаторов в кабинете, гостиной, коридоре и кухне. Когда таз наполнялся, я шла в туалет, выливала грязную воду в унитаз и несколько раз тщательно промывала таз под краном, будто дезинфицируя. Мать с изумленным видом следовала за мной из комнаты в комнату и не произносила ни слова.
— По-твоему, никогда не спускать воду из батарей — это нормально? — повторяла я, с укором посматривая на нее. — Это же твой дом, ты здесь живешь!
Словно трудолюбивый муравей, я переносила из комнаты в комнату таз с водой и свое желание довести дело до конца. В последнюю очередь вошла в спальню родителей — самую теплую комнату в доме. В батарее почти не было воздуха, из краника вытекло всего несколько капель воды.
В ванной я снова отвернула кран и вымыла таз дочиста. Переведя дух, прислушалась. Будь дом живым существом, а стены — его бронхами и легкими, можно было бы сказать, что он снова дышит полной грудью, исцелившись после тяжелой и продолжительной болезни. Я со спокойной душой улеглась спать.
Не в силах уснуть, я крутилась в постели и еле сдерживала судорожное желание расхохотаться. Включила телефон и позвонила Пьетро. Он отозвался сразу. Я не стала говорить ни о визите к соседям, ни о батареях, а лишь пожаловалась на усталость. Муж в ответ сказал, что в Риме сегодня шел дождь, в нескольких предложениях описал завязку сюжета американского фильма, который шел в эти минуты по телевизору, и добавил, что поужинал готовой едой, купленной в пиццерии недалеко от работы.
— Молодец, но ты хоть иногда сам что-нибудь вари, нельзя питаться одной ресторанной едой, — прокомментировала я.
Пьетро промолчал. Если я беспокоилась о его здоровье, муж тотчас переходил на другую тему, не допуская, чтобы мы поменялись ролями. Он считал, что его обязанность — заботиться, моя — принимать заботу.
Я закрыла глаза и представила его себе.
Каждый из нас лежал в постели, наполовину укрывшись простыней. Мы пытались словами передать друг другу свои ощущения от прошедшего дня, мы уже успели соскучиться друг по другу, но канал связи был поврежден и рассказы выходили сбивчивыми. Кроме того, у меня на душе скребли кошки — я не стала ужинать вместе с мамой, предпочтя нормальной еде плитку шоколада и бутылку воды.
— Во что ты сейчас одет? — спросила я томно.
Муж ответил, что на нем белая майка и синие шорты. Я вздохнула, простонала что-то интимное и почувствовала, что двигаюсь в верном направлении. Наши голоса зазвучали увереннее, вскоре мы наперебой шептали непристойные фразы и фантазировали, как ласкаем друг друга.
В конце концов мы рассмеялись.
— Знаешь, я чувствую твой запах, — проговорил Пьетро.
Никогда, даже в первые месяцы знакомства, мы не занимались сексом по телефону и сейчас получили от него невероятное удовольствие. Прижимая телефоны к ушам, мы чувствовали полную свободу и были готовы на все, несмотря на сотни километров, которые разделяли нас в эти мгновения, тогда как, находясь рядом, в супружеской постели, мы оказывались не в силах преодолеть пару десятков сантиметров и подарить друг другу наслаждение. Расстояние смягчило нас и дало новую надежду.
Звук телевизора, стоящего в нашей спальне, снова сделался громче. Ни Пьетро, ни мне не требовалось продлевать этот контакт на расстоянии, муж хотел вернуться к своему фильму, а я к своим мыслям. К тому, что сейчас произошло, можно было отнестись как к сновидению. Мы простились, будто сообщники, и вскоре я погрузилась в безмятежный сон.
Седьмой ноктюрн
Я держу на руках котенка-девочку с темной шкуркой. Присматриваюсь и вижу, что она вовсе не котенок, а неведомое бесшерстное создание. На мордочке у нее есть только глаза и нос, а больше ничего; она глядит на меня, она хотела бы заговорить, но не может. «Бедный немой котеночек», — сочувствую я, поглаживая малышку по шейке, проводя пальцем за ушками. Моя ладонь доходит до ее гладкого безволосого живота, и я вдруг понимаю, что у нее нет гениталий. Испугавшись, я отталкиваю кошечку, та, не издавая ни звука, прыгает как мячик, отскакивает от стен, вот она уже не одна, она бесконечно размножается, заполняет дом, но, возможно, это не мой дом, это просто дурное место, куда меня непонятно как занесло и откуда я надеюсь выбраться?..
Часть третья. Голос
Несчастье не правило для всех, а исключение для нас
На следующее утро я включила телефон, проверила уровень заряда батареи и подождала, пока на экране не появятся уведомления.
В сообщении, которое муж прислал мне ночью, говорилось: «Я приеду к тебе, Ида. Не могу больше без тебя».
Через три минуты:
