дома.
11
Кент стоял на берегу и размышлял. Двенадцать часов назад он смотрел на закат. Сейчас солнце вставало с другой стороны. В самом себе молодой человек ощущал те же извечные ритмы природы. Он кивнул, словно в ответ на чей-то вопрос.
Да, древние греки были правы: лучезарный Аполлон в своей огненной колеснице каждую ночь спускается в подземный мир. И прошлой ночью Кент тоже спустился в глубины собственной души.
Он впервые в жизни встретился со зверем, живущим внутри него. Зверь яростно ревел и бил хвостом…
И Кент стал тем зверем. Он позволил себе с Поуни то, чего не делал ни с одной женщиной. Прежде он всегда держал свою страсть в узде. Но прошлой ночью это стало невозможно. Если бы Кент попытался укротить ее, то потерпел бы поражение.
Все это время он слышал музыку, точно тело Поуни пело. Эта музыка и указывала ему путь — его руки, его губы вели мелодию, вознося ее яростным крещендо, подобно волнам, накатывающимся на пляж… И Кент понял, что именно эту мелодию мечтал услышать всю жизнь.
Конечно, он знал ее всегда, только по собственной глупости не понимал этого. Он услышал ее в день свадьбы, надевая своей невесте кольцо на палец, услышал, ощутил в глубине души… и ничего не понял…
Поуни была девственницей. Кент на всю жизнь запомнил тот миг, когда осознал это. Она вскрикнула от боли и изумления, и Кент тоже вскрикнул. Остановился, приподнял голову девушки и всмотрелся в эти глаза, затуманенные предвкушением блаженства, пока взгляд не сфокусировался на нем.
— Поуни… — хрипло шепнул он. — Поуни…
И тогда она улыбнулась… Эту улыбку он тоже запомнит на всю жизнь.
— Все в порядке… — тихо сказала она. — Я знала, что будет немножко больно…
И тогда зверь внутри него вырвался наконец на свободу. Зверя вело лишь одно — стремление подарить ей неизведанное ранее наслаждение. Ее и его песня слились в одну и сделались оглушительной симфонией…
Но теперь, когда утренний бриз развевал его волосы, солнце поднималось все выше, накатывал прилив, Кент ощутил первые сомнения. Он не доверял своим воспоминаниям о прошедшей ночи. Он был пьян — не от шампанского, но от страсти. А ведь Поуни занималась этим впервые… Не напугал ли он ее? А вдруг для первого раза это было слишком? Если бы знать… Так легко убедить себя в том, что женщина тоже получила наслаждение… Не об этом ли говорил ему дед?
Если он напугал ее прошлой ночью, что она скажет теперь, когда он признается ей в любви? Когда примется уверять, что любит ее больше жизни? Вдруг она потребует соблюдать договор, тогда это его убьет…
— Кент! Кент! — донеслось от дома, голос был веселый, но никаких особых чувств не выражал.
Кент не поверил своим ушам. Он ждал чего угодно, только не сдержанного дружелюбия. Он зажмурился от внезапно нахлынувшей боли. Что же делать, если она вдруг решит держаться с ним отчужденно?
— Кент!
На тропинке послышался топот, и молодой человек наконец обернулся навстречу жене… и удивленно разинул рот.
— Кри?
Она подбежала и порывисто обняла его.
— Привет! Что, удивился?
— Очень, — подтвердил Кент. Он вежливо обнял девушку в ответ, затем отступил на шаг и поинтересовался: — Откуда ты свалилась?
— С неба, естественно! Ах, Кент, ты просто не поверишь! Я собиралась прилететь с Барни и Джейд Макнаб, но не получилось! Расписание самолетов пошло ко всем чертям из-за погоды, и я добралась сюда одна вчера поздно вечером. Господи, как тут классно! Пока своими глазами не увидишь — не поверишь. А Поуни где? Спит еще? Я не хотела вас тревожить так рано, но потом увидела тебя на пляже… Она не рассердится, если я ее разбужу?
Кенту хотелось разбудить жену самому — нежно, мягко, — увидеть ее первый взгляд, который скажет ему то, что он хотел знать…
— Да нет, не рассердится. Мы обычно в это время уже встаем, даже по воскресеньям. Но вчера мы так устали на приеме, да еще и шампанского напились…
Странно, как скучно это звучит! А ведь вчера был самый важный день в его жизни… «Прошлой ночью я впервые занимался любовью со своей женой и теперь стал совсем другим человеком…» Нет, вслух такое никому не скажешь — разве что жене… Если, конечно, она захочет это услышать.
Кент вдруг подумал, что, если сейчас пойдет вперед, то еще успеет разбудить Поуни, и у них будет пара минут побыть наедине. А больше и не потребуется…
— Кри? — Поуни стояла на террасе. — Господи, откуда… откуда ты взялась?
Сестры засмеялись и принялись обниматься, издавая нечленораздельные восклицания, похожие на крики чаек.
Кент стоял за спиной у Кри. Поуни легко могла бы посмотреть на него… если бы захотела. Но она словно не замечала никого, кроме сестры…
Черт, черт, черт!
Когда Поуни проснулась, комната была наполнена солнечным светом — и ее тело тоже. Ей казалось, будто в жилах у нее течет расплавленное золото, и свет, играющий у нее на коже, идет изнутри…
Фильмы — ерунда! И все, что рассказывают другие, — тоже. Послушать их, так любовь вроде хорошего обеда. А это больше, гораздо больше! Ты бродишь по Долине смерти — и тебе не страшно. Ты видишь источник Света и Любви — и понимаешь, что это одно и то же. Теперь она знала, что где-то, на каком-то глубинном уровне, они с Кентом стали единым целым. Расстаться с ним теперь значило не только сломать себя, но и нарушить какую-то важную связь во Вселенной…
Поуни медленно приходила в себя. Она посмотрела на пустую подушку рядом с собой — и покраснела, вспомнив, как вчера забыла обо всем в его объятиях. Она думала только о наслаждении, она показала Кенту ту часть себя, о существовании которой раньше и сама не подозревала, она забыла стыд и гордость. Но теперь…
Красивое платье лежало на полу. И Поуни снова залилась краской, вспомнив, как Кент раздевал ее вчера… Что он о ней подумал? Она встала с кровати, перешагнула через платье, взяла свой пляжный сарафан, висевший на стуле, и натянула его прямо на голое тело. Вышла в гостиную, огляделась. Кента не было. Тогда Поуни отправилась на террасу.
Кусты вдоль тропинки зашевелилась. Кто-то идет… Поуни вздрогнула и напряглась. А если она… Если он… Ночью, когда Кент все понял, он остановился, посмотрел на нее, произнес ее имя — произнес так, что разум окончательно ее покинул. Что она
