class="p1">Славка Карнаухов эти слова Соснина понял по-своему и задохнулся от охватившего его гнева и обиды. Значит, выдал да еще шьет какие-то монеты!
— Гад, Гугенот, паскуда паршивая, заложил... — Карнаухов скрипнул зубами и длинно выругался.
— Ты чего? — испугавшись неожиданного признания Карнаухова, спросил его Газитуллин.
— Чего-чего, — передразнил его Славка, — они ведь тоже не фраера, — кивнул он в сторону Соснина. — Если Гугенот у них раскололся, на нас навел... да и музыка налицо... — Карнаухов показал на магнитофон. — Но этому гаду, Носу, в жизнь не прощу.
— Гугенот, Нос — это что, кличка Носова Алексея? — спросил Соснин.
— Он самый, паскуда! — снова озлобляясь, выкрикнул он. — Давай, начальник, записывай, все расскажу. Или к себе сначала отвезешь?
— Можно и здесь, — сказал Соснин: надо максимально использовать элемент внезапности и вырвавшееся у Карнаухова признание.
Допрос Петрунина не только не внес ясности в происшедшее, но и выявил ряд противоречий. Прежде всего, оставалось невыясненным — кто находился с профессором, когда Мезенцев ушел встречать неотложку: Барабанов или Петрунин. Дело в том, что Барабанов утверждал: вскоре после ухода Мезенцева он тоже спустился вниз и находился там до приезда врачей. А если верить показаниям Петрунина, то с Зарецким остался Барабанов, а он вслед за Мезенцевым вышел на улицу и вместе с ним находился там до приезда «скорой».
Арслан понимал: кто-то из них говорит неправду. Интересно, что скажет Мезенцев, которого Туйчиев вызвал на завтра.
...В этом году осень рано заявила о себе унылыми дождями. Уже четвертый день не показывалось солнце и почти беспрестанно сыпал мелкий дождик. Арслан стоял у окна, задумчиво смотрел на улицу. По тротуару, зябко поеживаясь, быстро шли прохожие. Казалось, они плывут в желтых волнах опавшей мокрой листвы. Туйчиев смотрел, как из дверей управления вышел Олег Охотников, спустился по лестнице и направился в сторону автобусной остановки. С высоты четвертого этажа, где располагался кабинет, Арслан долго еще видел удалявшегося Олега. «Неужели он так ничего и не поймет», — огорченно подумал Туйчиев, вспоминая сцену только что закончившегося допроса.
— Я не буду опровергать вашу ложь, — сразу сказал Туйчиев Охотникову. — В данный момент доказательства, которыми располагает следствие, делают ее очевидной. Мне хочется выяснить, — Арслан испытующе посмотрел на Олега, внимательно следя за выражением его лица, — зачем вы оговорили Андрея?
Нет, Олег нисколько не смутился, и это неприятно поразило. Туйчиев вынашивал надежду пусть на запоздалое, но искреннее раскаяние Олега. «Конечно, это не выдержка, — с сожалением констатировал Арслан, — а глубокая убежденность в своей правоте».
— Мне известно, — начал Олег, — что в подобных случаях следователи обычно говорят: «Здесь вопросы задаю я». Но если вы позволите, — он умолк на секунду и, когда Туйчиев согласно кивнул головой, спросил: — Как вы относитесь к предателям?
— Во все времена и у всех народов, насколько мне известно, к предательству относились однозначно, — улыбнулся Туйчиев.
— Ага! — торжествующе воскликнул Олег. — Тогда у вас не должно быть вопросов ко мне. — Он заговорил взволнованно и быстро: — Андрей предал меня, предал в тот момент, когда я вступился за него. Да! Да! Он предал меня! Я перестану себя уважать, если предательство Андрея окажется безнаказанным. — Он с вызовом посмотрел на Туйчиева. — Он должен поплатиться, этого и добивался я. Ведь за предательство Андрея под суд не отдашь, а за избиение...
— Вы правы, Олег, — спокойно реагировал на выпад Арслан, — предательство, каковым вы считаете поступок Андрея, действительно уголовно ненаказуемо. И все же, в борьбе со злом нельзя использовать еще большее зло. Борясь с проявленной Андреем трусостью, вы пошли на преступление.
— А что, — перебил Олег, — ждать, когда на него подействует общественное мнение? Нет уж! Это не наказание. Если бы все не раскрылось, он точно получил бы по заслугам. — В его голосе прозвучали нотки злорадства.
— Откуда это у вас? — удивился Арслан.
— Что? — не понял Олег.
— Такое отношение к общественному мнению. Не помню сейчас, кто из поэтов написал эти строки. — Арслан сделал паузу и с чувством произнес: — «Бывает так, что слово бьет сильнее, чем снаряд». — Он опять сделал небольшую паузу, чтобы дать Олегу возможность вдуматься в сказанное. — Как это верно!
Олег сидел ссутулившись и всем видом показывая, что не согласен с Туйчиевым. Арслан понимал: Охотников не видел в своем поступке ничего предосудительного, поскольку поведение Андрея представлялось ему бесчестным и отвратительным.
Раздумья Арслана прервал Соснин. Как только он вошел в кабинет, Туйчиев сразу понял: пришел Николай с плохими вестями. «Странно, — подумал Арслан, — ведь все, кажется, складывается хорошо. В деле Зарецкого, наконец, полная ясность. «Заочники» выявлены и задержаны. Ясна роль Носова».
— Гугенота, то есть, Носова, нет, — глухо произнес Соснин.
— То есть как — нет?
— Видно, почувствовал опасность и сбежал.
Арслан, тяжело опустившись на стул, смотрел на Николая в ожидании подробностей.
— Двое суток Носов не появлялся ни дома, ни на работе. Жена ничего не знает, но говорит, что раза два он так же пропадал на несколько дней. Объяснял срочными и важными делами, невозможностью дать о себе знать. Вот и все сведения пока.
— Коля, ты должен найти его, понимаешь? Носов сейчас гвоздь программы. Найди его, ты же, в конце концов, уголовный розыск.
— Ладно, — Николай решительно встал, — проверю-ка я одну идею. — С этими словами он вышел из кабинета.
...Поздно вечером Соснин привез к Туйчиеву Носова. Войдя в кабинет, Носов окинул взглядом Туйчиева, словно оценивая силы противника. Держался он спокойно и с легкой иронической улыбкой занял предложенное ему место напротив Туйчиева.
— Что это вы, Алексей Михайлович, надумали исчезнуть? — глядя прямо в глаза Носову, спросил Арслан.
— Какое это имеет значение? Обстоятельства сугубо личного характера...
— И все-таки? — повторил вопрос Туйчиев.
— Что ж, если вы так настаиваете... — Он помолчал. — У любовницы был, — с вызовом сказал Носов.
— Уж не Охотникова ли ее фамилия? — усмехнулся Арслан.
— Простите, не понял, — отвел взгляд Носов.
— В сообразительности вам, Алексей Михайлович, никак не откажешь, потому всё прекрасно поняли, и я жду от вас правдивых объяснений. В самом деле, стоит ли нам прибегать к очным ставкам с Карнауховым, которого
